Метафоры для познания и изменения себя и других. Инструменты для бизнеса и жизни - стр. 3

Например, в реальности мясники не разделывают пациентов, но мы можем себе это вообразить. Хирург пользуется скальпелем и специальными инструментами, но мы можем представить, как он орудует мясным ножом и заспиртовывает органы, вынимая их из тела.

Можно сказать, что каждый, кто пользуется даже устоявшейся метафорой, в каком-то смысле ее автор. Для использования метафоры, если она произносится не автоматически стереотипно, а осмысленно, каждому нужно творческое воображение. Так метафора становится открытой для дополнений и интерпретаций.

Именно такое понимание особенно интересно для разговора о метафорах в терапии и коучинге, где метафора становится пространством диалога.

Неудивительно, что разговорная терапия рано обратила внимание на метафоры – как лингвистические, так и концептуальные. Можно сказать, процесс практического использования метафоры для лечения разговорами шел параллельно развитию понимания метафоры как таковой.

Разные терапевтические системы разработали разные метафорические словари. Есть свой словарь у Фрейда. Например, он использует сексуальную символику как инструмент для понимания сновидений, фантазий и ассоциаций. Юнг говорил об анимусе и аниме. Богат гастрономическими метафорами словарь гештальтистов. Многим знакомы такие понятия, как поток и вброшенность, привнесенные экзистенциальными психологами. Все это разные способы описания человеческого опыта, и мы акцентируем внимание на разных его гранях.

Однако в пространстве какой бы традиции (или вне ее) мы ни находились, есть важнейшая особенность терапевтической метафоры: она высоко индивидуальна. Она возникает в диалоге с клиентом, и ее жизнь непосредственно привязана не к человеческому опыту вообще, а к опыту конкретного клиента и конкретного терапевта или коуча.

Представьте, что несколько людей говорят, метафорически описывая свои переживания: «Я не могу это переварить». Но каждый из них будет иметь в виду очень особенные, свои, индивидуальные чувства и ощущения. В этом смысле терапевтическое понимание метафоры, конечно, гораздо ближе к Фоконье, чем к Лакоффу. В метафору вторгаются личные воспоминания, ассоциации, личный строй чувств – и знакомая картинка неожиданно чуть смещается, становясь неузнаваемой.

Если попросить говорящих подробнее рассказать о том, что они имеют в виду, один, скорее, опишет свои чувства так: «Эта ситуация камнем лежит во мне, я не могу ее переварить, она застыла там, и я все время чувствую внутри ее тяжесть». Другой скажет: «Я не могу переварить эту ситуацию – это значит, что она несъедобная, я не могу вообще понять, разъяснить ее, как бы разобраться в ней».

Совсем иное понимание, правда? Метафора та же, да не та.

У каждого из нас своя модель мира, которая включает наши ощущения, чувства, концепции, языки выражения и много чего еще. Все эти модели работают по похожим, но неодинаковым сложным правилам. Восприятие двух людей может быть ближе друг к другу, чем восприятие человека и летучей мыши, но факт остается фактом: существуют и некоторые различия, причем не столько физиологические, сколько привнесенные нашим индивидуальным жизненным опытом.

Вот почему нам так трудно понять друг друга на уровне концепций. Договориться о терминах буквально невозможно: нет двух одинаковых депрессий, под одиночеством или восторгом каждый понимает настолько свое, что чем дольше люди пытаются разговаривать в общепринятых терминах, тем дальше они уходят от какой бы то ни было общей реальности. При этом они могут вовсе не замечать отдаления друг от друга: кажется, что если слова общие, то и значат они (как метафоры у Лакоффа) одно и то же.