Метафизика возникновения новизны - стр. 89

Таким образом, мы уже понимаем, что в силу указанного единства способа нашего познания, для нас не столь важно, каким он будет – научным или эстетическим, поскольку весь опыт нашего мышления говорит о том, что в каждом из них сочетаются элементы обоих: как логики, так и интуиции. Об этом свидетельствует вся предыдущая история развития науки и техники, литературы и поэзии, живописи и музыки, начиная с Гераклита и Платона и кончая сегодняшним днем. Поэтому, нашему интеллекту и нашему дарованию безразлично, что ему подвернулось «под руку»: главное, чтобы к нему лежала душа, чтобы у нас был глубинный интерес к этому. Наш интеллект «космополитичен» по своей Природе и ему не столь важно, в каких сферах новизны обитать и какие новые горизонты осваивать – было бы дарование к этому. Вот в этом природном даровании как раз и находится одна из причин разграничения научных и эстетических истин: научное дарование предполагает способность продуктивно мыслить, художественное же дарование, кроме этой способности предполагает склонность (способность, талант) к какой-либо сфере искусства – поэтической, живописной, музыкальной и т. д. Но ни это разграничение, ни другие, отмеченные нами ранее, нисколько не говорят в пользу того, чтобы исключить научные идеи из сферы эстетического. Неужели изящество и красота научных теорий Ньютона, Кеплера, Бора, Эйнштейна и мн. др. вкупе с той новизной, которую последние привносят в этот мир, не дают нам право отнести идеи этих теорий к разряду эстетических?

Но здесь возникает одно затруднение, которое, казалось бы, может сработать на руку оправданности разделения научной и эстетической сфер. И это затруднение нам необходимо разъяснить. Совсем недавно мы рассмотрели положение о том, что произведение искусства все же обладает идеей, и эту идею мы можем «понять», хотя и на бессознательном уровне; более того, мы предположили, что эти идеи каким-то нам еще непонятным образом участвуют в процессе мышления, содействуя открытию новизны нам еще неизвестной. Тогда вполне естественно возникает вопрос: а почему научные (технические) идеи, рождающиеся не без помощи нашего бессознательного, преодолевают барьер между бессознательным и сознанием и оказываются в сознании в форме инсайтных (интуитивных) идей, преобразуемых в дальнейшем в однозначно понимаемые мысли (развернутые из этих идей), а вот эстетические идеи не способны на это. Они «застревают» в бессознательном и мы не в состоянии познать их в «чистом» виде, а можем только узнать о них кое-что опосредованно, путем интерпретации тех чувств, которые вызывает в нас то или иное произведение искусства. (На какой стадии нашего иррационального мышления «застревают» эти идеи нами более подробно будет разъяснено в Части 11).

Итак, в чем причина того, что эстетические идеи, в отличие от научных, все же не доступны пониманию нашим сознанием, «виновен» ли в этом наш интеллект или «вина» лежит на самой эстетической идее. Когда мы говорим об эстетической истине и о нашей неспособности понять ее, то, может быть, мы не способны ее понять не потому, что нам не дано это, а потому, что сама эстетическая идея пока что не может быть нами познана в силу своих собственных внутренних свойств, как-то: смутность, незавершенность формирования, экстравагантность, абсурдность с точки зрения существующих на данное время и по данному вопросу представлений, то есть с точки зрения «здравого» рассудка.