Месяц на море - стр. 39

Архипова с любопытством подняла глаза. Тон ей показался странным – в нем чувствовалось барство, каприз и неприятное снисхождение.

Официант глазом не моргнул, ответил, но улыбка на его лице показалось ровно настолько, чтобы нельзя было обвинить его в неучтивости. «Молодец парень!» – подумала про себя Александра.

– Для меня щучьи котлетки с пюре из шпината и малосольным огурчиком, – попросила Архипова.

Ей в этот момент захотелось расплатиться за ужин самой. На котлетки этого пафосного заведения денег бы у нее хватило.

– Зачем? Возьми что-то натуральное! – воскликнул Колесников. – Туда же напихают черт знает что.

Официант молча стоял около столика, сохраняя выдержку.

– Не слушайте этого господина, несите мне котлетки, рюмку полынной настойки, а потом… Потом мороженое. Шоколадное, три шарика.

– Все будет сделано. – Архиповой официант улыбнулся широко. Потом он сменил улыбку на мину холодной предупредительности и поинтересовался у Колесникова:

– Вы сделали выбор?

– Да что у вас тут выберешь?! Несите красную рыбу под белым соусом, картофель отварной. Ну и овощей. Еще водки. Стопку. Ледяной. На десерт – кофе.

– Я тебе дам попробовать шоколадного мороженого, – сказала ему Архипова. Колесников пожал плечами:

– Да не хочу я мороженого. Я севрюги хотел.

Архипова развела руками:

– Ну бывает же… Зато мы такую оперу послушали. Как тебе Альваро? Я не знаю этого артиста, но тенор у него приятный.

Колесников поморщился, что-то пробурчал, но желание высказать свое мнение взяло верх над дурным настроем. Он намазал маслом кусочек хлеба и произнес:

– В Санкт-Петербурге всегда ставили эту версию, но миланский вариант оперы несколько другой. Итальянцы предпочли не убивать Альваро. Он остается жить – хотя тяжесть на душе непосильна. Верди внес изменения, которые демонстрируют силу судьбы: смирись, хоть и тяжело.

– А я и не знала, – сказала Архипова, поедая свои котлетки.

– Я много знаю про оперу и композиторов, – снисходительно произнес Колесников, – должен тебе сказать, та еще компания.

– В смысле? – удивленно произнесла Александра.

– Развратники, алкоголики. Вообще, среди тех, кто одарен, нормальных людей почти нет.

– А ты способный? – спросила Архипова.

– Я? – Колесников задумался совершенно серьезно. – Я лучший химик России. Сейчас, во всяком случае.

Архипова поперхнулась.

– У тебя есть какие-то исследования? Открытия? Они просто засекречены, да? – Александра заговорила шепотом.

Александр Мефодьевич не понял насмешки.

– Я просто знаю, что я – лучший химик. А со мной еще спорит всякая шушера… – зло сказал он, видимо, вспомнив что-то неприятное.

Заснула она моментально. Почти не слышала шагов Колесникова, не слышала шума воды на кухне, стука кухонных шкафчиков. «Что он там возится, поздно уже…» – промелькнуло у нее в голове, и она провалилась в сон.

А утром ее разбудило солнце. Александра даже на минуту забыла, что она в Петербурге – таким ярким и радостным было все вокруг. Архипова с силой раздвинула шторы, отодвинула тюль и раскрыла окно. Воздух был свеж и бодрил. «Ах, надо куда-нибудь поехать!» – подумала она и, накинув халат, вышла из комнаты.

– Я вот что думаю: надо съездить в Кронштадт. Такой день будет! На море штиль. Ах, как я люблю все морское! – громко сказала она. Колесников встретил ее удивленным и несколько недовольным взглядом.