Месть порочных боссов - стр. 42
Кто бы только знал, сколько сил и нервных клеток мне стоило договориться на пропускном пункте. Я честная, справедливая, и все противозаконное вызывает во мне упорное отторжение.
Вот дала работникам СИЗО на лапу, а впечатление, будто собственную душу вывернула.
Папу приводят минут через пятнадцать. У нас остается не так много времени на разговор, но он очень важен.
– Пап… – когда вижу его, глаза наливаются горячими слезами.
Скула разбита. Ссадина на губе. Да и в целом вид такой, что сердце может разорваться от горечи.
– Матери не говори, – с ходу предупреждает он.
В ответ лишь согласно киваю. Все слова в горле застревают. Ну и какого ему тут? Как представлю…
– Как дела, Даш? – отец первым начинает разговор, когда садится на лавку.
Руки, сцепленные наручниками, кладет перед собой на стол. Металл врезается в широкие запястья папы, и я физически начинаю ощущать эту боль на себе.
– А у тебя?
– Сама все видишь… – он склоняет голову в сторону, как бы отворачиваясь, скрываясь от меня.
– Я устроилась в компанию, пап. Приняла предложение.
На секунду мне кажется, что отец оживает.
– И что? – с надеждой спрашивает он меня, но поделиться мне пока особо нечем. Точнее, совсем нечем.
– Они не подпускают меня близко. Будто чувствуют, что шпионю.
– Значит, плохо стараешься, дочь! – его голос звенит от зародившегося раздражения. – Надо втереться к ним в доверие. Всеми возможными способами. Это понятно?
– Да. Я и так делаю все… – запинаюсь, потому что это «все» вспоминаю очень некстати.
– Значит, недостаточно делаешь! И не все! Ты же баба! Вам много не надо, чтобы мужика за яйца ухватить. Понимаешь, о чем я говорю?
Господи! Да на что он сейчас намекает? Я к их наглым яйцам вообще никакого отношения иметь не хочу.
– Ты всегда моей любимицей была, Дашка. Я тебя растил, содержал, лелеял. Пришло время платить по счетам. Только на тебя, дочь, у меня надежда. Не просри мое доверие.
– Папуль… – губы дрожать начинают. Я кладу свои маленькие ладошки на его здоровенные.
– Ты же видишь, Даш, мне тут не выжить, – он нарочно вскидывает голову, чтобы я могла как следует рассмотреть увечья. – Без тебя никак. Только ты осталась. Я тут сдохну, и вы сдохнете без меня. Потому что к жизни не приспособлены. Не можете ничего. Особенно мать. Привыкли в бабле да достатке купаться. За моей спиной жить. А теперь как? Так что принципы свои куда подальше засунь. Мужиков несложно к себе расположить, если постараться.
Мне кажется, я ослышалась… Неужели отец, всё же, предлагает мне сделать то, о чём я подумала?! Дыхание перехватывает и я, пряча глаза от неудобства, переспрашиваю:
– Папа… ты хочешь, чтобы я… – никак не могу решиться произнести вслух это постыдное «переспала с ними». – Я хочу, чтобы ты, дочка, – его ладони сжимают мои очень крепко. – Чтобы ты сделала всё, чтобы спасти нашу семью. Всё, понимаешь?
Я ошарашено киваю, пытаясь переварить услышанное.
– Может, повезет, и не придется квартиру продавать, – задумчиво произносит отец.
На этот раз он не орет, как было последние несколько дней. Зато его голос пропитан безысходностью. Серостью. Сыростью. Болью оттого, что он не может повлиять на происходящее. Да и внешний вид…
Мне становится так жаль его. Да, плевать на себя! Я свободна, цела, имею крышу над головой, а папа загибается здесь уже сейчас. Что же будет, если его осудят? Хорошего адвоката у нас нет, поэтому надеяться на благоприятный исход просто-напросто глупо.