Месть Невидимки - стр. 20
– Неужели?! – удивился он.
– Ты, несомненно, лучше. Хотя бы потому, что ты живой. Да ещё и гений. Один на всё человечество.
– Это мне больше нравится, – выкинув из-под одеяла ноги, произнёс он.
Последние слова его прозвучали без особого воодушевления. И вообще не потому, что они прозвучали в пустой комнате и никто их не слышал. Просто, мысли его, сами собой, переключились на другое. На самое важное. На написанное им в эти дни. Караев по памяти пролистал всю, напечатанную им в один присест, монографию в почти две сотни страниц.
Поразительная эта штука – мозг, невольно подивился он. Любому компьютеру даст фору . А в нём всего-то под два килограмма желеобразной массы.
Вот это действительно творение. И придумавший его – Сверхгений. С умом нечеловеческим. Не то что он и, иже с ним, которые пыжатся, открывая нечто эдакое, из рук вон, а потом выходит, что обнаруженное и, провозглашённое им, открытием всех времён и народов – ничтожная из деталек, составляющих, искусно сотворённое бытие человека, его природную среду обитания и сложнейшую конструкцию Мироздания.
Выходит, разум любого доморощенного гения и, вообще, всякой мыслящей твари, работает не на открытие как таковое, а на раскрытие тайны того, каким образом, зачем, из чего и как, тем сверхгениальным Изобретателем, делалась такая простая и такая таинственная штука, как Жизнь.
Блажен тот, чьему разуму ровным счетом наплевать, из чего сделан он сам и всё вокруг. А вот ему, Караеву, не наплевать. Ни за какие сокровища мира он не захотел бы такого блаженства. Его мозг жить не может иначе, чтобы не копаться и не изнывать, пока не докопается. Стало быть, в тот «студень»– компьютер, помещённый в его черепушку, тот Неземной гений, как в насмешку, закинул программу, которую, хочет того или нет, он-таки выполнит. Никуда не денется. Несмотря на то, что потом, выхваченная и, воплощённая им в предметность идея, будет обречена на беспомощность и беззащитность… Ведь в сравнении с той, непостижимо эпической, картиной, выполненной тем Неземным, его работа будет выглядеть непроизвольно сделанным штрихом. А в то ли место он, Караев, мазнул, по стоящему, перед ним, холсту? Или не в то? Знать этого Караеву не дано. Остаётся надеяться на то, что Ему видней. Во всяком случае, Он единственный, кто знает наверняка – то ли, что Ему нужно, сделала Его биомеханическая игрушка наречённая такими же игрушками Микаилом Караевым?
Как бы там ни было, на свежую голову, не заглядывая в монографию, профессор уже видел её слабые места. Отпив кофе и зажмурившись от удовольствия, он сказал:
– Монография, Инночка, ещё очень сырая и слабоватенькая…
– Да и ни к чёрту не годится! – в тон ему, с подчёркнутой ядовитостью подхватывает она. – Я прочла. Заурядный дипломный проект. Бесцветный рефератик полоумного студента.
Микаил высоко вскинул брови. Раскалённые гневом глаза жены, готовы были сжечь его дотла.
– Ещё скажи, – презрительно процедила она, – что ты бездарь, тупица и никчемная тварь…
– Да, тварь, – подхватил Караев. – Тварь, которая ещё сама не поняла, что она открыла. С чем соприкоснулась? И какое отношение оно имеет к психиатрии? А возможно, значимость её лежит в плоскости иных сфер науки. И наконец, всё происшедшее вчера, может статься каверзной случайностью.