Мертвые кости, живая душа - стр. 19
На этой развилке крестьянам было на большую ярмарку – налево, а им двоим – дальше, к Святому престолу, так что они сошли и двинулись неспешно дальше – Святой Гаало утешил Мойру, что, дескать, скоро уже должен быть постоялый двор – испокон веков они примерно в дне пути друг от друга на тракте и вставали, иначе смысла и нет.
А когда начали спускаться сумерки, Мойре начало чудится что-то впереди, какая-то процессия – но она исчезала, стоило только посмотреть на нее пристально. Постепенно ее становилось все лучше видно, но только боковым, крайним зрением: людские скелеты в жалких обрывках одежды влекли за собой на цепях гроб, волочащийся по земле нижним концом, и по всем четырем сторонам, обозначая блеклым светом контур, шествовали Святые в расшитых золотом мантиях, в доспехах и с мечами, чего Мойра никогда в жизни не видала, и несли каждый по факелу, горящему поганочным тусклым огнем. Святой Гаало поднял руку, призывая ее ко вниманию, и Мойра, опустив тачку, обошла ее, чтобы прочитать его слова.
“Дай им скрыться, дочь Мойра. Не торопись, не догоняй.”
– А что это? – шепотом спросила девушка, которая до того почти была уверена, что это все ей только блазится в ночи от всего, что случилось за последние дни.
“То эхо Вечной стражи, что искала место для тихой могилы Императора, бо никто не знал бы, где он похоронен, бо не убивались бы по нему люди и сама Святая Земля и Святое Небо не оплакивали бы.”
– Которого Императора? – едва слышно спросила Мойра. Она, конечно, слышала, знала от деда, что Императоров хоронят не как обычных людей и не как знать – когда умирал Император, сама Земля так печалилась, что тело долго не клали в нее, возя по дорогам империи, чтобы каждый мог проститься с ним, и только в самом конце, когда все дороги будут пройдены, в укромном, тайном месте предавали его покою.
Святой Гаало долго молчал, и потом все же ответил:
“Узнаю я доспехи на Святых. Императора Катерия это погребальный поезд, и при нем Святой Танарий, Святой Комо, Святой Иро и Святой Кораксий, бывшие генералами в жизнь свою.”
– А люди?.. – боязливо уточнила Мойра.
“Те, кто так возлюбил Императора, что остаток своей жизни ему посвятили, и упокоились с ним в его последнем приюте.”
– И это все … Земля вспоминает, как вчера там, в деревне?
“По Императорам, любимым сынам, Земля и Небо тоскуют иначе”.
Они ждали долго – пока скорбная процессия не перестала даже отсветами мелькать впереди, и еще немного дольше, и только тогда Мойра решилась, с благословения Святого Гаало, продолжить путь.
Сначала ей показалось, что впереди снова появилось очередное скверное воспоминание, какой-то призрак или видение, настолько призрачными и неверными были огни – но Святой Гаало оставался спокоен, и постепенно из темноты проступили очертания постоялого двора.
С трудом, почему-то, Мойре удалось дозваться кого-нибудь за закрытыми на засов дверьми, и из приоткрытой щели ее еще дольше разглядывали с пристрастием и подозрением, пока она сбивчиво объясняла, что там, совсем рядом, с ней Святой, и она уже, уставши за день, его и не поднимет, чтобы помочь подняться из тачки. Но в конце-концов высокий и широкий мужчина, наскучив слушать препирательства у дверей, отодвинул с дороги и приоткрывшего дверь служку, и Мойру, вышел во двор сам и, бухнувшись в пол перед Святым Гаало для начала, потом легко перенес его сразу в дымный свет общего зала, где звонко гавкали собаки и, кажется, в каком-то углу даже блеяла овца.