Мертвоводец (Мертвяк 2) - стр. 26

«Гореть тебе в аду!»

Во фразе остались только последнее слово и восклицательный знак, остальное было перечеркнуто. Это могла быть и случайная линия, но мне хотелось верить, что перед смертью, ослабнув, Владимир передумал на мой счет. Почему-то это стало для меня важно. В том, что изначально писалось про меня, я не сомневался.

Во мне боролись этическое и логическое начала. Выбор в пользу одного означал отказ от второго. Я должен был съесть мясо с трупа. Обязан. Это было рационально. Жажда требовала именно человеческого мяса. Я мог дождаться, пока тело и мозг сгниют, удостовериться, что Владимир не оживет, и объесть скелет после. Мертвяки трупного яда не боялись, пошло бы впрок и мне.

Но я решил его похоронить. Из-за того, что слова были перечеркнуты? Или я сам, пытаясь «задружить» спецназовца, проникся к нему симпатией? Он пытался взорвать меня гранатой, но делало ли это его плохим человеком? В средние века люди в деревнях развлекались, вешая над костром мешки с живыми кошками. Хоть со стороны и казалось, что мы с Владимиром жили в одной реальности, на самом деле – в разных. Он хотел меня убить. Очевидно, позволять ему этого не стоило. Но ненавидеть его за это? Имей я такой же жизненный опыт, что и он, не стал бы я действовать так же?

Я хотел найти другой способ восстановиться. Я знал, что кошек нельзя подвешивать над костром, а убийство оправдывает только самооборона. Если я решу съесть человека, то это должен быть труп преступника… или человека, которого я не знаю, и которого собирались вот-вот кремировать. В идеале, вообще найти другой способ – без поедания себе подобных. Лечебные заклятия или какой-нибудь мега-протез, к примеру. У колдунов вполне могло быть что-то подходящее. Главное, выйти в итоге к людям.

Лениво потренировавшись, я взял блокнот с карандашом Владимира. «Гореть тебе в аду» оказалось не единственную надписью. Несколько листов занимали обрывки с молитвами: «…просите, и воздастся вам, ищите, и найдёте. Стучитесь, и дверь отворится перед вами…», было несколько номеров телефонов и пара обычных пометок вроде: «Забрать во вторник, в 12:00». На одной из страниц я нашел схему ловушки. Причем, яма оказалась не единственным вариантом. Я поморщился, представляя, что меня могло и бревнами с двух сторон ударить, как шагохода из Звездных Войн, и камнем расплющить с последующим расчленением. Не ненавидеть Владимира стало чуть сложнее.

Изучая схемы, заметил общую деталь. От каждой ловушки на рисунке отходила длинная линия. Будто провод, ведущий к взрывателю. Что-то вроде нитки, за которую он дернул, отчего на меня бревна посыпались?

– Гм…

Захватив рюкзак, я отправился к яме. К удивлению, ловушка оказалась на месте и выглядела, как я ее запомнил: почерневшие стены, сгоревшие и несгоревшие бревна. Обойдя по кругу, я не нашел ни веревки, ни провода, ни оптоволоконной магистрали. Почему яма не исчезла? Кроме пятна от гранаты все остальное исчезало… Стоп! Нужно что–то поджечь, чтобы нарушить восстановительную магию? Сделав зарубку в памяти, я продолжил поиски.

Сосна, об которую ударился Владимир, и вправду оказалась вся в сучках. Но все равно, насколько должно «повезти»… ладно. Осматриваясь, я заметил то, чего раньше не видел. Небольшой… окопчик что ли? Полметра глубиной, дно заложено ветками. Рядом на земле лежал Калашников. Не укороченный, как у меня, а длинный, да еще с оптическим прицелом. Благодаря камуфляжным полоскам корпус почти сливался с травой.