Мертвое солнце - стр. 15
Женщина чуть приподняла левую бровь, и тапочек весело вспыхнул синим пламенем. Я, непроизвольно вскрикнув – горячо, между прочим! – отбросил его подальше. Огонь погас, и я с грустью констатировал, что от тапка остались лишь обгорелые лохмотья. Вот и пропала моя последняя обувь в этом мире. Не то чтобы я собирался ходить в одном тапке, но теперь мне вообще нечего обуть!
– Не волнуйся, – раздался женский голос. Я вскинул голову и увидел, как женщина (тот чудик с непроизносимым именем, кажется, назвал ее хозяйкой) плавно садится передо мной на услужливо подъехавший к ней стул (видимо, перетащить стул вручную она посчитала ниже своего достоинства) и элегантно закидывает ногу на ногу. – Обувь тебе не понадобится.
– Почему? – удивился я. Не понял – мне что, ходить босиком по каменному полу? А он, между прочим, холодный. Простыну – и что тогда? Не думаю, что меня будут лечить.
– А рабам обувь не положена, – безмятежно отозвалась эта… леди, эффектно наколдовывая хрустальный бокал и кувшинчик, парящие в воздухе. Кувшин наклонился и, наполнив бокал ярко-фиолетовым тягучим напитком, похожим на комкастый кисель, бесследно исчез. Женщина аккуратно взяла бокал и пригубила пойло. Меня передернуло. Мерзость…
– Да нет, не мерзость, а элитное вино столетней выдержки. Кстати, можешь звать меня хозяйкой, – усмехнулась эта… эта… в общем, эта. Подобрать приличное слово для определения дамочки я никак не мог.
– У меня нет хозяев. Я свободный человек!
Честное слово, не сдержался! Мне и так сегодня стрессов хватило. Сначала странный, уже почти стершийся из моих воспоминаний сон, затем перемещение в другой мир, рабский ошейник и, в завершение комплекта, маг-садист с непроизносимым именем и сумасшедшая тетка, требующая называть ее хозяйкой. Многовато впечатлений за один день, не кажется? К тому же я их не заказывал – мне вполне спокойно жилось дома.
Ух, попадись мне тот ухарь, благодаря которому я здесь оказался! Убить не убью, но покалечу основательно!
Так, Мстислав, спокойно, побереги свои нервы – они тебе еще пригодятся.
Глаза женщины заледенели, рука так сжала бокал, что тот взорвался, засыпав осколками и залив своим содержимым ковер. Ой… Кажется, я нарвался!
Что-то прошипев, она махнула в мою сторону рукой, и меня словно окунуло в море боли.
Боль была в голове, она переливалась и полыхала всеми оттенками красного, как дорогое вино. Нет, не вино – ликер, поскольку боль была такой же тягучей и приторно-сладкой на вкус.
Боль была в теле, и казалось, что каждую мышцу сначала растянули до невообразимых пределов, а затем свернули в жгут и намотали поверх осколков, в которые превратились кости.
Но сильнее всего болело сердце. Казалось, какой-то ненормальный палач вскрыл мне грудную клетку и стал медленно, смакуя каждое движение, разрезать судорожно трепыхающийся орган на кусочки…
Сколько это продолжалось, секунду или вечность, – не знаю. Просто в один момент боль ушла, оставив после себя жуткую слабость и ломоту во всем теле, вкус крови во рту и нещадно саднящее горло. Я что, кричал?
С трудом собрав себя в кучу и переведя взгляд на женщину, я успел заметить сумасшедший оскал и безумный блеск глаз. Но в следующий момент жутковатую гримасу заменила маска безмятежности и легкого любопытства. Бр-р-р…