Мертвецы не танцуют - стр. 27
Прекрасно.
Курок перестал жулькать фонариком, стало темно, и он сказал:
– Дальше пойдем?
– Конечно.
– А я… Оружия нет ведь. И босиком.
– Достанем.
– А ты? У тебя как?
Я достал из-за спины карабин, щелкнул курком. Исправен, звук звонкий и плотный. Перезарядить только. Вообще, конечно, я тоже обштопался, карабин стоило проверить сразу, перезарядиться, год назад я бы так и сделал.
Порох у меня в старомодном рожке и в пластиковых банках, пули пришиты к воротнику слева, пыжи справа, капсюли тоже справа. Заряжаться я могу и в темноте, секунд за двадцать – раз.
Направил карабин в воду, выстрелил.
Грохнуло хорошо, вспышка осветила широкий полукруглый туннель, эхо запрыгало над водой, я определил, что туннель длинный. И даже очень.
Карабин был исправен, перезарядился картечью.
Рюкзак висел за спиной, ножи на месте, заряды тоже. Топоры, секира. Шлем на голове. Я не потерял ничего.
– Поэтому тебя Япет и отправил. Слышь, а ты правда целое жреческое гнездо в одиночку разорил?
– Неправда.
– Я так и знал. Слышь, Япет тебя на смену себе, наверное, растит. Ты когда новым Япетом станешь, ты про меня не забывай. Чтобы грядку мне отдельную, поближе к Трубе, там табак слаще получается… а где это мы? Труба длинная…
– Верхнее Метро, – сказал я.
Курок ругнулся.
– Зря ругаешься, – я зевнул. – Особенно здесь. Притягивает.
– Что притягивает?
– Погань. А ты босиком и без оружия. Когда человек босиком и без оружия, он не ругаться должен, а о благости думать, о самосовершенствовании.
– В праведника станешь меня переделывать? – ехидно осведомился Курок. – Как ты?
– Ага. Праведники наследуют землю.
– Знаю, читал. Только этой штуке… – Он посветил фонариком в потолок. – Этой штуке все едино, что праведник, что грешник.
– Босиком и без оружия, – напомнил я. – И праведники ее действительно наследуют.
А что, действительно ведь. Вот я. Не курю, не ругаюсь, нрава доброго. И ничего не потерял. Оружие, припасы, все. Шансов выжить и продолжить свой род у меня на порядок больше.
– А кошак твой? – спросил Курок. – Что-то он не мяукает… Сдох, что ли? А ведь тоже, наверное, праведный был…
Я ударил, попал в ухо.
Курок замолчал.
– Нельзя обижать Папу, – сказал я. – Он нам жизнь спас. Это надо уважать.
– Давайте теперь молиться ему будем, – не удержался Курок. – Святому Папе. О, Папа…
Я поймал его за шкирку и за лохмы, они у Курка длинноваты, ухватился покрепче и в воду.
Курок забулькал, забил по воде конечностями, я отпустил.
– Дурак, – сказал Курок. – Я совсем не в том смысле… Просто ты…
– Еще макнуть? – спросил я.
– Не надо.
– Вот и отлично.
Я открыл краник, чиркнул, зажег карбидку. Стало светло.
– Нам бы отсюда выбраться как-нибудь, – спросил Курок. – Как выбираться будем?
– Просто. Вниз по течению. Скоро станция… Ты карты не потерял?
Курок промычал отрицательно. Хоть что-то положительное.
– Значит, будем делать так. Как я скажу. Если жить, конечно, хочешь. Хочешь?
– Немного.
– Я в тебе не ошибся.
Жить вообще все хотят, редко кто наоборот. В привычку входит, трудно отказываться.
– Это тебе.
Я вытащил из ножен секиру, протянул Курку.
– Острая штука.
– Знаю. Со жнеца ножичек. Поплывешь первым. Я буду карбидкой светить и прикрывать.
– Я это… не умею, – прошептал Курок. – Плавать то есть.
– Как это ты не умеешь? Ты же сюда приплыл.
– Я без сознания сюда приплыл… – улыбнулся Курок. – В отрубе. Не знаю как, вообще, очнулся уже на песке, лежу себе, думаю, сдох в канаве…