Мертвецы не танцуют - стр. 22

Я устроился напротив окна. На дверях засов, если кто в окно полезет, встречу. Папу, опять же, под окном выставил, Папа чувствителен к посторонним.

Курок зевнул, выпростал из-под бумаги руку с плиткой табака, откусил, зевнул.

– Жалко, – сказал он. – Жалко, что Ткач сгорел. Подсказал бы нам.

– А может, он спасся? – возразил я.

– Сгорел. Все сгорят, и все подохнут. А Ткач хотел нас культуре научить, он все-таки не мурзик, библиотекарь…

– Чему научить?

– Культуре. Ну вот, к примеру…

Курок выпростал из-под бумаги другую руку, дотянулся до журнала, поглядел, отбросил, дотянулся до книжки.

– Культура – это вот… Какао будешь?

Кто ж от какао откажется?

Курок кинул мне термос.

– По рецепту матушки. Надо выпить, пока не остыло.

Я свинтил с термоса крышку, налил. Какао оказалось густым и сладким, не какао, а почти шоколад, две кружки выпил, кинул термос обратно. Курок тоже отпил.

– Так бы всегда жить, – сказал он. – С какао. А кошак твой его пьет?

– Не знаю…

– Давай попробуем.

Курок подошел к Папе, налил в поилку какао. Папа немного подумал, затем принялся хлебать.

– Сладенькое все любят, – Курок добавил из термоса еще. – Все мы, в сущности, звери.

Папа лакал.

– О чем мы там говорили? – Курок вернулся в угол.

– О культуре.

– Ах, да. Культура – это культура. Литература, например. Тебе мама перед сном читала? А, извини… А мне читала. Очень интересно. Обогащает духовный мир. Вот сейчас я немного почитаю.

Я зевнул, Курок на это внимания не обратил вовсе, прокашлялся и стал зачитывать:

– Все будет, как было уже много раз. Мир исполнится злом и, не выдержав тяжести, падет на колени. Вода станет горька, и воздух сух, земля перестанет родить, птицы же, все до единой, рухнут на землю черным дождем. И будет стон…

Не умеет Курок читать, зря его мама старалась. Механически он как-то это делает, как шестеренки перекатываются, тук-тук-тук, и в голове от них тоже тук-тук-тук, шмяк-шмяк-шмяк, и какой-то полусвист неприятный.

– Похоже, это пророчество, – сказал Курок. – Ты как, пророчества уважаешь?

– Очень.

– Я тоже. Интересная книжка, называется… «Предсказания Старицы Ефросиньи». Ефросинья, значит, предсказывает… Когда терпение уже почти иссякнет и надежд не останется, придет герой со стороны студеного ветра… Это почти про нас…

Курок читал, а я уже немножечко спал, пророчество оказалось довольно занудной вещью, наверное, все пророчества такие, но это было просто утомительно, наверное, эта Ефросинья редкая дура. Вообще, я две штуки слышал, пророчества два то есть, одно – что снега много выпадет, – и сбылось, не замедлило. А второе было серьезней, про Гомера. Что будет Гомер жить долго, даже очень долго, главное, от воды подальше держаться, потому что написано у него на руке, что утонет он и никак этого не миновать. А не утонул Гомер. Вот и получается, что к пророчествам я вполне преспокойно относился, особенно к таким вот – нараспев которые, разморился, а тут Курок бу-бу-бу.

– …С холодной головой, с руками, твердыми, как сталь, с верным, как у сокола, глазом, Освободитель с Севера…

Интересно, почему все эти предсказания вот так вот составляются? Почему нельзя просто – придет герой и всех перебьет.

– …явится и вызовет на бой чудовище, оскверняющее пятой своей землю нашу…

Курок зевнул.

– Пятой вашей, землю нашу… Что-то Ефросинья не то пророчествует, криво. Хотя ты вроде с Севера. Да?