Мертвецы не страдают - стр. 25

Это было настолько непривычно, что сразу бросилось в глаза. Когда Андрюша приходил, он вешал свои ключи на гвоздик, вбитый в стену. Ключей в связке было много: два от его квартиры, два от гаража, два от машины, еще ключ с работы и ключ от ее дома, который она сама вручила ему, когда поняла, что любит.

Когда ее друг уходил, его гвоздик пустовал. Она так и называла: «его гвоздик». В словаре Ирины появился не замечаемый ею милый жаргон.

«Гвоздик пустует» – значит, Андрюшки нет. «Гвоздик работает» – значит, он пришел.

Сейчас «гвоздик работал», но Ирина сразу поняла, что любимый не сидит сейчас на кухне под столом, сдерживая смех, чтобы разыграть ее. Он не прячется в одежном шкафу, боясь шелохнуться и смазать шутку. Непомерная тяжесть придавила девушку, не позволяя сдвинуться с места и мешая соображать. Ведь на его гвоздике висел всего один ключ. Этот ключ она сама дала своему избраннику. И пусть это был только ключ от квартиры, но открывал он не только входную дверь. Ему был доступен и замок сердца. Получалось, что ее любовь теперь не нужна. Что ее опять бросили.

Она вспомнила глаза Паши. Это были глаза преступника. Они бегали с одного предмета на другой, не решаясь остановиться ни на чем. Особенно на ее глазах, как будто их свет обжигал, подобно кислоте. И Павел при соприкосновении взглядов незаметно для себя морщился, как от боли. В конце концов его зрачки остановились, видимо устав метаться. Он смотрел на ее руки, и Ирина чувствовала этот взгляд, словно касание пальцев.

Должно быть, Паша готовил речь, так как стоило ему начать говорить, как его волнение поутихло и он довольно четко отбарабанил, что их отношения зашли в тупик, из которого нет выхода двоим, что нужно выбираться поодиночке. Как оратор, он задавал вопросы и тут же отвечал на них, ведя слушателя к единственному выводу.

Слушая его триады, Ирина подумала: почему ей нравятся умные мужчины? Простой мужик просто послал бы ее подальше, не утруждая себя объяснениями, от которых хотелось блевать и которые показывали: ну какой же Паша все-таки козел. Она не дослушала до конца и, зло улыбаясь, сказала просто:

– Катись.

Павел ушел, радуясь в душе, что сорвалась все-таки она, а он скинул с себя тяжесть зачинщика разлуки.

Она потом проревела всю ночь, ощущая себя половой тряпкой, о которую вытерли ноги и даже не заметили этого. Боль, ненужность, усталость и тоска переплелись той ночью в спутанный клубок. А слезы лились и лились из глаз от мешанины мыслей, жалости к себе и любви, пускай измазанной предательством Павла, как потекшей ручкой, но все еще яркой и желанной. Когда она вспоминала его лицо в вечер их встречи, то так хотела, чтобы он постучался в дверь и, обняв ее, сказал, что все это его неумная шутка. Но когда видела перед собой бегающие холодные глазки и слышала слова, от которых хотелось провалиться под землю, Ирина мечтала, чтобы тот никогда не рождался.

Теперь прошлое возвращалось. И в памяти всплыл стишок, который Ирина сочинила, когда пыталась избавиться от чувств к Павлу:

Слова от злости складывались сами собой, и сочинение этих простых строк облегчало боль. Ее мозг вместо жалости к себе начинал думать совершенно о другом: какое слово еще можно подставить в стишок? Но боль прошла, и после этого Ирина не позволила этой мужененавистнической считалочке стать девизом своей жизни. Теперь же посчитаться снова и изменить свое отношение к мужчинам стало нестерпимо желанным: