Мера воздаяния - стр. 28

Михаил выбил пепел из трубки и хотел ещё закурить, но передумал и сказал:

– Давай всё-таки по чуть-чуть. Что мы на сухую! У меня текила отличная есть. Давай! Столько лет не виделись.

– «Столько» – это три года.

– Пусть только три. Давай!

Я не устоял, и мы выпили по две стопки, закусив дольками апельсина, обмакнутыми в смесь сахара и корицы.

– Как тебе мексиканское пойло? – спросил Михаил после первой.

– Нормальное. Что-то вроде хорошего самогона, настоянного на мускатном орехе.

– А ты отказывался!

– Вот смотри, – сказал я по окончании возлияния. – Машина с убийцами оказалась у «Магнолии» в тот самый момент, когда Филипп Никитич вышел на крыльцо. Значит, они ждали, и их кто-то предупредил, и скорее всего из ресторанной обслуги.

– Да знаем мы, думали об этом. Подозревали двух официантов. Один по фамилии Гречаев, второй – Лямзиков.

– И?

– Наши втроём отправились к Гречаеву домой, хотели без лишних глаз поговорить по душам. Пришли, открыли дверь отмычкой, а он голый лежит в ванне и не дышит, захлебнулся водой.

– Понятно. А со вторым?

– Ничего пока. Не разобрались до конца. Снимать же голову с неповинного человека… сам знаешь. Однако не исключаем, что он был на крючке у Гречаева и как-то подначален ему, есть некоторые соображения. Ограничиваемся тем, что держим в информационном вакууме, так сказать. И потихоньку наблюдаем. В общем, не трогаем. Может, пригодится ещё. Чтобы какое-нибудь фуфло через него Окуневу впарить.

– А если он не при делах?

– Скорее всего, причастен. Почти уверены. Если не разобрались, то только в деталях.

– Долго разбираетесь, времени-то прошло сколько!

Михаил скорчил кислую мину и сказал:

– Знаешь, не в этом дело. Говорю, держим на всякий случай для возможной дезинформации противника. Усёк?

– Уяснил.

– Ещё по охапочке?

– Нет, хватит, у меня дела ещё сегодня.

Во второй половине дня я с телефона администратора гостиницы «Таверна Кэт» позвонил своему другу Петру Вешину.

– Здравствуй, Петя! – сказал я, немного напрягаясь от волнения.

– Кто говорит? – спросил он, не узнав меня по голосу.

– Помнишь суп из иван-чая? – произнёс я в ответ. Этот суп мы варили дня за три до прибытия в Салымовку, деревеньку, в которой отсиживались первое время после побега у его тётушки Дарьи Михайловны.

– Вас понял, – сказал Пётр. Мне показалось, что он там, на той стороне эфира поперхнулся. – Сегодня на нашем месте в то же время, как раньше.

И мы встретились. В вечерних сумерках, на крохотной полянке, окружённой узколистным лохом, рядом с берегом Ольмы, где в былые поры уединялись иногда для секретных разговоров. Встретились я, Пётр и его двоюродный брат Юрий Самойлов, сын Дарьи Михайловны, – наша троица, как мы иногда называли себя.

Соединяла нас не только дружба, но и общие дела, в числе которых были упомянутые выше изъятия миллиардных накоплений у местных чиновных воров.

Никакой выпивки, как большей частью и в прежние наши встречи. Просто пожали друг другу руки, словно расстались не так уж давно, похлопали по плечам.

Уселись на скамейке, неведомо кем врытой опорами в грунт, я – в середине, мои друзья – по краям.

– Рассказывай, зачем прибыл, – сказал Юрий по окончании церемонии приветствий и спаду восторженных эмоций.

Я рассказал. Так, мол, и так, для выполнения последней воли Татаринова. Приехал тихо, под чужим именем, чтобы сделать необходимое, желательно без каких-либо эксцессов, и так же тихохонько убраться восвояси. И вернуться в свою обитель на окраине Торонто, к мирной устоявшейся жизни, основа которой жена и дети.