Мера воздаяния - стр. 2
– «Тишина и покой» ушла в двадцать раз дороже стартовой цены. Неплохой заработок, не так ли? Как считаешь, Валёк? Аукционист не успевал фиксировать промежуточные цены. На мой счёт перечислено едва ли не целое состояние. Пройдёт немного времени, и картина будет стоить ещё дороже, может быть, втрое; покупатель знает об этом и безумно рад покупке.
И взглянув на меня, повторила вопрос:
– Так что же случилось, мой хороший? У тебя такой расстроенный вид – ты сам не свой. У тебя лицо…
– Филиппа Никитича застрелили, – ответил я, не в силах сдержать дрожь в голосе и еле выговаривая слова.
– О Боже! – воскликнула Наташа, пошатнувшись, как от удара. – Это чудовищно! Когда это произошло?
– Больше двух лет назад.
– Больше двух!..
– Да, вскоре после нашего отъезда из России. Через три или четыре дня после того, как ты вылетела из Москвы во Франкфурт-на-Майне на встречу со мной.
Некоторое время супруга молча стояла под воздействием печального известия; кажется, у неё перехватило дыхание. Но вот она опомнилась, принесла коньяк и налила в бокалы – себе на донышко, мне – на четверть.
– Я уже выпил водки, – сказал я, взяв протянутый бокал с тёмно-золотистым напитком, издававшим тонкий аромат цветов, фруктов и специй; почему-то последнее больно кольнуло – несовместимостью ухода в мир иной старшего друга и товарища и улавливанием приятных алкогольных запахов – специфических.
– Ничего, Валечка, выпей ещё, – скорбно промолвила жена; она вздохнула с глухим стоном. – Давай выпьем вдвоём. За упокой его души. Царство ему небесное, на редкость хороший был человек, справедливый и благонравный. И умный, насквозь видящий людей. Нелёгкая ему досталась доля; не осудили бы его, ещё мальчишкой, за тот ничтожный проступок, много полезного он мог бы сделать для общества.
Под «проступком» Наташа имела в виду случай, когда юный Татаринов, выпускник детдома, похитил коробку шоколадок из магазина, за что был осуждён на два года и семь месяцев режимного лагеря. Вращение в криминальной среде превратило по сути обычного парня в настоящего уголовника. Следующую ходку Филипп получил уже за ограбление инкассаторской машины, а дальше, как говорится, пошло-поехало, и он уже окончательно стал профессиональным преступником.
Мы выпили, не чокаясь. И после второй дозы алкоголя я остался совершенно трезвым, не помог мне крепкий напиток, наоборот, ещё больнее стало на душе и заломило в висках. И жизнь стала казаться бессмысленной, никчёмной и обесцветившейся, потерявшей краски.
– Надеюсь, ты ничего не будешь предпринимать, – сказала Наташа, водворив бутылку с коньяком и вымытые бокалы на прежние места в домашний бар.
– В смысле? – спросил я.
– Хотела сказать: не потащишься в Россию мстить за своего друга.
– Я не думал о мести.
– Точно? А мне показалось по выражению твоего лица, что ты вознамерился…
– Это не так, любимая.
– Вот и хорошо, и не надо, милый, думать о наказании этих негодяев. Филиппа Никитича не вернёшь, а себя погубить в два счёта можно. Окажешься опять в «Полярном медведе», теперь на пожизненный; второй раз оттуда не сбежишь. Помни: ты во всероссийском розыске и тебя запросто могут схватить хоть в Ольмаполе, хоть где – в любом месте!
Мне и правда в голову не приходило почти что – если только краешком мысли – мстить за Татаринова. Кто там в роли каинов выступал и за что его убивали – поди разберись в большом городе с его множественными преступными группировками. Всей жизни на это не хватило бы.