Ментальная карта и национальный миф - стр. 13

отрицание необратимости торжества евроатлантической модели глобализации, открытость к многополярному миру с принципиально разными доктринами развития;

признание семьи (брака мужчины и женщины с рождением и воспитанием детей) как главенствующего института воспроизводства человека в его духовной сущности;

модель хозяйства достатка в противовес моделям сверхпотребления и homo economicus;

идеал демократии, который Запад превратил в инструмент подавления инакомыслия в других государствах, должен быть преобразован в идеал «подлинных народовластий», вытекающих из принципов и ценностей каждого народа. Таким образом, можно будет говорить о разнообразных «народовластиях», называя это слово не на греческом языке – дискредитированный «демократизаторами» термин, – а на родных языках в каждой стране, очищая его от космополитического яда, примешанного в политику всех стран в ходе глобализации и десуверенизации.

В этот новый мир, Второй мир, захотят постучаться и войти – по мере их развития и совершенствования, по мере осознания собственного достоинства – многие страны мировой периферии, которые сегодня обречены оставаться изгоями и «клиентами» глобальных финансовых правителей мира и политических вождей глобализации.

(Сайт Изборского клуба, 17.10.2016)

Споры вокруг установки первого памятника государю Ивану IV, казалось бы, утихли, но в связи с его открытием 14 октября в Орле снова разгорелись. Некоторые из телеканалов, в том числе федеральных, не удержались от глумливых комментариев и ноток напускной скорби. Вновь дали слово «градозащитникам» и «правозащитникам», вновь выступил с обличениями первого русского царя режиссер Лунгин. Он, по всей видимости, не может смириться с тем, что не возымел должного эффекта его фильм «Царь», который стал поистине позором отечественного исторического кинематографа.

Я имел возможность пространно излагать свое отношение к Ивану Грозному как исторической фигуре в нашей коллективной книге «Новая опричнина, или Модернизация по-русски» (2011 года издания). Повторять свои аргументы сегодня я бы не стал. Скажу только, что многие «антигрозненские» мифы имеют ясное объяснение и конкретных заказчиков, в том числе политических. И надо сказать, что им удалось проделать огромную и успешную работу по очернению Ивана Грозного.

Кстати, о терминах. На Западе прозвание «Грозный» переводят как «Ужасный» (Terrible), тогда как каждому русскому человеку понятно, что следовало бы найти эпитет к слову «Гроза», к примеру по-английски thunderous, и не превращать создателя нашего государства в персонажа dark fantasy. Вообще же для культуры XVI–XVII веков это был эпитет скорее позитивный – он использовался в применении к высшим силам («Грозный Ангел», канон которому написал царь, Грозное Второе пришествие Спасителя и т. д.). Царь был человек серьезный, по выражению А.К. Толстого, и весьма религиозный – при глубоком погружении в источники становится трудно представить себе, что можно было извратить его образ в историографии до такой степени, до какой это сделано многими историками и писателями. Началось это еще во время Ливонской войны, когда была развернута мощная пропагандистская кампании русофобии, в центре которой находился образ русского царя. Важный вклад в эту кампанию и в последующую традицию очернения Ивана Васильевича внесли его личные враги: князь Курбский и иезуит Антонио Поссевино. Их выдумки и желчь стали важнейшей основой для всех дальнейших обличителей (Карамзина, Костомарова, в наше время Янова, и прочих, и прочих, несть им числа), а также для тех наивных исследователей, кто воспринял их мемуары некритически.