Memento mori. Фантастические рассказы - стр. 5
– Как же вам удалось оттуда соскочить? Не думаю, чтобы вас так просто отпустили.
– Нет ничего легче! – Раевский тонко улыбнулся. – Я стал допускать ошибки.
– Ну, а сами-то вы отчего умрёте? – уже в дверях спросил Григорий.
– Вам станет легче от того, что узнаете? – грустно спросил Раевский.
– Конечно! Я смогу мысленно попрыгать на ваших костях.
– Я уйду в вечность от неестественных причин.
– Как бы вы тут красиво ни выражались, вы всё равно жулик! – в сердцах выкрикнул Григорий и захлопнул за собой дверь.
– Время нас рассудит, – Раевский учтиво кивнул в пустоту. – Я даже знаю, когда.
***
С этого дня Григорий плотно взялся за свою жизнь. Бросил выпивать даже по пятницам, стал ходить пешком, а затем и вовсе стал бегать по утрам. Он похудел, тело стало приобретать мужской силуэт, и Гриша с удивлением стал ловить на себе заинтересованные взгляды немолодых дам, которые стали выходить на балкон аккурат во время его оздоровительных моционов.
«А что? Нужно и мужскую силу держать в тонусе», решил Григорий. Вспомнив, как это делается, он нанёс внезапный визит с продолжением соседке из третьего подъезда, которая имела смелость не только вздыхать, провожая томным взглядом его степенные пробежки, но и заговаривала с ним иногда, кокетливо отставив сухопарую ножку в сторону. Особых подвигов Григорий не совершил, но полюбил жизнь на склоне своих прожитых лет, и, похоже, она отвечала ему взаимностью.
Больше всего Григорий берёг своё сердце. Регулярные походы к кардиологу он возвёл в культ, аккуратно отмечая красным фломастером день осмотра на перекидном календаре. Врач удивлённо пожимал плечами, наблюдая за улучшением его здоровья.
– Вы словно сто лет собираетесь прожить, – недоумевал он, рассматривая Гришины кардиограммы.
– А что мне может в этом помешать? – с апломбом спрашивал Григорий, радуясь чётким линиям биения своего сердца.
– Собственно, кроме смерти – ничего, – пожимал плечами врач.
У него было своеобразное чувство юмора.
***
Годы брали своё и со временем Григорию пришлось отказаться от регулярных пробежек по утрам. Потом ему стало тяжело подниматься на третий этаж, и Гриша с тревогой думал о том, что всё-таки прав оказался этот негодяй Раевский. Григорий никак не мог взять в толк, что Раевский не виноват ни в смерти его друзей, ни в скорой его кончине. Всё восставало против этой мысли у Григория внутри, и он постоянно злился на себя за это.
Наступило 03.03.2033 года.
Григорий Афанасьевич Воронцов, старик семидесяти трёх лет, крепкий сердцем, но с больной душой, проснулся утром с мыслью, которая не отпускала его уже много лет.
– Убью его, – прошептал Гриша, глядя на своё скудное отражение в зеркале. – Раз суждено случиться неизбежному, пусть именно я буду орудием судьбы.
Накануне перебрав разные способы умерщвления, Григорий отбросил их все, как неподходящие для его судьбоносного поступка.
Остановился на скакалке.
Григорий видел как-то в одном кино, как негодяя душили рояльной струной. Рояля у Григория не водилось, как, впрочем, и струны, но скакалка была, непостижимым образом нашедшая свой приют в доме, куда не ступала ни одна нога ребёнка.
– Это знак свыше, – бормотал Григорий, пробуя оружие возмездия на растяжение и упругость.
Одевшись подобающим образом – в белую рубашку и чёрный костюм – Григорий сунул скакалку в карман брюк и двинулся на последнюю встречу с судьбой.