Мелодия первой любви - стр. 17
А, нет, не так уж в Турции и хорошо. Я уже хотела откланяться, но мама спохватилась:
– Ленок, ты посмотри, что я тебе подыскала. Я буду показывать, а ты говори, что нравится.
Передо мной мелькали однообразные платья, все пастельных расцветок, все длинные, и ткани такие непрактичные, то гипюр, то бархат. Я ткнула пальцем в светло-серое, чтобы поскорее решить этот вопрос. Но это было не всё.
– Как ты думаешь, что из этого подойдет Мине? – на экране снова стали сменять друг друга платья.
– Ты Мине недавно что-то уже дарила.
– Это – на свадьбу.
(Мина Георгиевна скоро выходит замуж, и я за неё рада. Её история очень вдохновляющая, потому что Мина даже старше мамы. Любовь всё-таки существует и посещает и тех, кто посвятил себя музыке).
– Зря она, конечно, замуж выходит, – вздохнула мама.
– Почему зря? – встрял папа. – Там избранник недостойный?
– Жениха я не видела.
– А что тогда?
– Ну как что. У нас «Гран Пиано» скоро, и вообще в этом году выпускной, а она удумала.
– Ты же не предложила ей повременить с замужеством до того момента, как Лена выпустится? – уточнил папа.
– Зря смеёшься. Замужество может сказаться на её профессиональной хватке.
Мама продемонстрировала нам что-то воздушное:
– Ладно, раз она у нас на выданье, я ей привезу это платье, цветастое. Оно стройной блондинке хорошо будет. А меланжевое я тогда классной руководительнице подарю. Оно как раз такое…
– Скучное? – подсказал папа.
– Корректное.
– Мамик, тебе, наверное, уже пора.
Мама помахала нам ручкой, но вдруг спохватилась:
– И да. Лена, не ешь всякую дрянь.
– Мам, да я не…
– Да, конечно. Просто кто-то с утра сидел на горшке полчаса и поэтому не мог сразу выйти, когда мать звонит.
Когда изображение исчезло, я уставилась на папу:
– Ничего не хочешь мне объяснить?
– Давай-ка сперва ты мне сама кое-что объяснишь.
– Пап, прости, я тупо проспала.
– Ну а ко мне какие могут быть претензии? Я тут за тебя отдувался, чувствовал себя полным идиотом. Ничего не мог придумать, кроме того, что ты была в туалете.
Мои родители очень нестандартно познакомились. Вселенная послала им друг друга и обставила их встречу так, что дух захватывало.
Мама отправилась в очередной раз в Польшу за джинсовыми куртками. Она к тому моменту уже знала, что лучше держаться других челноков. Они планировали поездку заранее. Сначала поезд до Москвы, потом до Бреста, а уже оттуда автобусом в Варшаву. «Автобус выезжал в два часа ночи, и к пяти утра мы уже были на рынке».
В тот раз мама с товарищами, как обычно, выкупили сразу два купе, чтобы быть друг у друга на виду. Но в ту поездку один молодой человек в мамином купе был определённо не челнок. «Рыженький такой, глазастый, носик тонкий. Ну, чисто цыплёночек. Но смелый такой цыплёночек. Всё время на меня дерзкие взгляды бросал. Я ещё подумала сперва, не рэкетир[5] ли».
(Больше того, чтобы не провезти сумку через границу, боялись рэкетиров. Челноку никак было не замаскироваться под обычного гражданина, клетчатая сумка говорила сама за себя, все знали, что у её обладателя обязательно будет с собой минимум пара тысяч долларов. Деньги челночницы прятали кто где. Мама не называла конкретные локации, но я понимала, что это всегда было поближе к телу).
«А потом я посмотрела на него повнимательнее и поняла: да никакой он не рэкетир, – продолжала мама. – Курточка страшненькая, ботинки вообще рвань, сумка грязная, а туда же – пялится. Но вежливый такой. Что же вы, говорит, на верхнюю полку в сапогах лезете, вы разувайтесь и ложитесь нормально. Я вам, если хотите, вообще свою нижнюю полку уступлю. А я не могу сапоги перед ним снять, потому что у меня в них деньги. Да я их третий день не снимаю, ноги у меня, наверное, уже не лавандой пахнут. Подумала ещё: господи, чего тебе надо от меня, бедолага, я же выгляжу как чучело, вторую ночь не сплю, не смотри ты на меня. Засмущал, в общем».