Мелодия первой любви - стр. 14
Иванчук сказала мне сегодня «Ты мой кумир. Я бы не смогла столько заниматься, конечно». И мне стало… обидно. Хотя это был вроде как комплимент. Она же с уважением это произнесла. Почему же неприятно? Наверное, потому что где-то в глубине души я чувствую, что она хоть и говорит, что восхищается, но на самом деле считает меня просто заучкой и зубрилой. Себе-то она такого, наверное, не желает.
Вот такое я иногда записываю. Дневник помогает, кстати. Когда раз десять напишешь про одну и ту же эмоцию, поймёшь, что её вызвало, то становится ясно – вот твоя слабина, Лена, вот твоё уязвимое место. Такое и нужно отыскивать в себе. И записывать, потому что обрывки мыслей, что проносятся в голове, – это не то. В общем, у меня много записей о том, что меня вроде как и похвалили, а мне не таких комплиментов хотелось.
Я написала:
Аня вроде задала нормальный вопрос: не хочу ли я бросить музыкалку. Но мне было неприятно. Я благодарна ей, что она реально считает, что я могу что-то решать с музыкальной школой. Сесть вот и подумать: а не бросить ли мне на фиг это фортепиано? И если решу, что лучше бросить, то так и поступлю. Но Аня не понимает моей ситуации. Не понимает, что я так не могу. Ходить в музыкальную школу, в которую до этого ходили поколения твоих предков, – это как жить в определённом климате. Ты будешь мёрзнуть, например, но не можешь изменить климат. Он такой, какой есть. Это предопределено. Ты просто живёшь, ну… в суровых условиях. Закутайся потеплее и существуй себе, а не сражайся с ветром и морозом. Ане-то хорошо говорить, мама её вообще не ограничивает. А моя говорит, что если не заниматься по четыре часа в день, то какой бы талантливый ты ни был, так и останешься посредственностью.
Глава 3
Может, я ветивером этим надышалась на ночь, или злую шутку со мной сыграло то, что в Аниной комнате окнами во двор по утрам гораздо темнее, чем в моей. Открыв глаза, я услышала Анино размеренное «взз-взз» рядом и стала шарить под подушкой в поисках телефона. Два-три часика у меня ещё точно есть, чтобы поспать. Но когда я взглянула на экран, часы показывали 11.00. Я и тогда не поверила. Поднесла мобильник ближе к лицу в полной уверенности, что это у меня со сна глаза слезятся. 11.01. И тут в голове что-то взорвалось. Я спрыгнула с кровати, заскользив при этом на непривычно скользком ламинате «под состаренный орех» (дома-то у нас добротный паркет), упала и ударилась коленкой.
– Что?.. – Аня заворочалась.
Я была уже в дверях комнаты. Натянула джинсовую куртку. Сунула ноги в кроссовки.
– Я домой!
– Дверь закрой.
Я бежала через парк, ноги без носков то и дело освежала утренняя роса, а когда я срезала путь, то с веток и в лицо прилетало холодненькое. Очень освежающе. По пути я успела прочесть эсэмэски от папы:
Ты где?
ТЫ ГДЕ? Алё?
Мама уже звонит, я с ней разговариваю. – Пришло в 11.05.
И перед этим четыре пропущенных звонка.
Я написала папе:
Мне нужно ещё пять минут! Пожалуйста! Звонить нельзя, он разговаривает по скайпу с мамой.
У меня и мысли не было, что я продрыхну до одиннадцати, поэтому я не завела будильник и оставила телефон с выключенным звуком. Я наверняка установила какой-то рекорд по скорости, жалко, что никто его не зафиксировал.
Я влетела в квартиру, сорвала курточку, продышалась и появилась в гостиной почти не запыхавшаяся. Тут же пришла эсэмэска: «Я сказал, что ты в ванной». Я всё поняла.