Мельница желаний - стр. 32

Всем известно, что у оборотня две сущности – человеческая и звериная. Туны, управляя превращением, по своей воле проявляют в мире только одну сущность, а другую скрывают за Изнанкой. Как иначе объяснить, куда тун спрятал широкие крылья, войдя в вежу? И куда он девал свои сапоги и парку из шкуры нерпы, когда когтистой птицей летел над тундрой? Сапоги, к слову, дивные, расшитые мехом и бисером, тонкой саамской работы. Одежда на туне тоже была добротная, саамская. На плече – кожаная торба, в ней нечто угловатое, старательно закутанное в мех. Нойда пригляделся – и в брюхе стало холодно: хийси принесли не простого туна, а чародея-рунопевца.

– Будь здрав, господин, – произнес положенные слова старейшина Ише. – Все ли благополучно в тех краях, откуда ты прибыл? Здоровы ли твои родители?

Нисколько его не заботило здоровье родителей проклятого туна, зато очень тревожило его появление в стойбище. Зачем он здесь? Туны у саами – нечастые гости. Хорошо, если отдохнет, переночует и полетит дальше, а если нет?

– Мать здорова, – обронил тун. – Я здесь ненадолго. У меня важное дело на юге.

Старейшины украдкой перевели дух.

– Прошу, будь нашим гостем, раздели мою пищу и кров, – сказал Ише почти радушно и добавил ритуальную фразу: – Все мое – твое.

Тун рассеянно кивнул, как будто подтвердил – так и есть.

В вежу вошли три богато одетые старухи, принесли еду: тонко нарезанную вяленую оленину, тюлений жир с толченой морошкой и брусникой, копченую морскую рыбу. В точеной деревянной миске плескалось еще теплое оленье молоко. Тун на все эти яства едва взглянул.

– Это я есть не стану, – сказал он. – Мне нужна свежая кровь.

– Что? – перепугались старейшины. – Кровь?

– Я весь день летел, от рассвета до заката, и завтра предстоит столько же. Как мне иначе восстановить силы? – спокойно объяснил тун.

Взглянул на миску с молоком и отмерил ладонью половину:

– Вот столько свежей человечьей крови. Я сейчас лягу спать, перед рассветом разбудите. Когда проснусь – чтоб была. Да смотрите, чтобы не загустела!

Окинул насмешливым взглядом побелевшие лица.

– Всем ясно?

– Да, господин. Не надо ли ездового оленя, запас пищи в дорогу? – собрав все силы, спросил Ише. – Не прислать ли девицу размять плечи и согреть ложе?

Тун брезгливо поморщился.

– Ничего не надо, а девицы ваши провоняли дымом. Разбудите меня перед рассветом. И чтобы кровь была. Иначе, – глянул хищно, – я ее сам добуду. Ступайте.

Старейшины, пятясь, поползли к выходу. Смирившийся с неизбежным Ише как раз начал прикидывать, сколько здоровых молодых мужчин стойбища понадобится, чтобы без ущерба нацедить необходимую миску крови, когда тун обратился к нему:

– А ты, старик, останься. Я еще с тобой не закончил. И спросил, голосом вгоняя старейшину в дрожь:

– Где Йокахайнен? Почему не пришел меня поприветствовать?

Ише мгновение колебался, не соврать ли, что сын в отъезде, но не рискнул и, обмирая, что-то забормотал про обычаи, почетных гостей и негодных мальчишек…

Тун отмахнулся:

– Тащи его сюда. Старейшина выскользнул из вежи, и вскоре вместо него вошел молодой саами – невысокий, худой, с длинными черными косами и дерзкими узкими глазами.

– Что, хотел спрятаться от меня, ничтожный раб? – зловеще спросил тун.

– Прости, господин, сын должен слушаться отца, а отец велел мне сюда не соваться.