Механические птицы не поют - стр. 36
Ледяная морская вода, соленая до горечи, была словно остывшие слезы на лице. Он умывался долго и особенно ожесточенно, словно стараясь смыть с себя лицо и Уолтера Говарда, и Музыканта Уолтера, позволив явиться на свет новому человеку.
«Удивительные глупости лезут в голову перед отъездом на две недели», – усмехнулся он, позволяя легкому прохладному ветру слизывать воду с лица.
Он вернется в Лигеплац, чего бы ему это ни стоило. Даже если придется стать похожим на герра Рауля.
«Не удивительно, что у этого человека полные волосы седины и все лицо в шрамах, если он во всем полагается на свой пароход, забывая об удаче и здравом смысле», – думал Уолтер, возвращаясь в паб и пряча лицо от внезапно ставшего слишком злым ветра в воротнике шинели.
– А я говорю – врут они, врут и не краснеют!
Голос Зэлы вырвался из уютного золотистого полумрака паба, словно первый порыв штормового ветра.
Хенрик за стойкой явно скучал. Уолтер поймал его умоляющий взгляд и усмехнулся. Разъяренная Зэла стучала свернутой в рулон газетой по стойке, и звук был такой, будто в газету завернуто что-то тяжелое.
– Это надо же сочинить такую ересь! Да мало ли подражателей на свете! Где этот свихнувшийся, как бишь, на их собачьем языке… Риппер, а где Полуночники?! К тому же ты прекрасно знаешь, что его поймали и повесили! О, Уолтер! Уолтер, поди сюда, ты куда мимо нас пытаешься просочиться?! Слышал новости?!
– Нет, – ответил Уолтер, недовольно скривившись и нехотя подходя к стойке.
– Очки сними, темно же, – сказал ему Хенрик, наливая кофе в огромную глиняную кружку.
– Глаза болят, лучше оставлю, – пробормотал Уолтер, делая глоток.
– Короче, слушай. Жандармы, значит, вчера вечером заявили: мол, герр Хаган сам застрелился, а перед этим жене горло вскрыл; все они изучили, раны там посмотрели, ножичек нашли и все такое. А Полуночница девочке якобы приснилась. Все, говорят, закрыт вопрос, расходимся, господа. И буквально пять часов назад находят еще два трупа. И знаешь чьи?!
– Чьи? – глухо спросил Уолтер.
– Герра Сатердика и его жены, фрау Мирабель, – трагическим шепотом произнесла она.
– Чудно. Кто эти несчастные?
– Уолтер, ты совсем? Это главный инженер «Пташек». И знаешь, на что это похоже?
– На убийство, Зэла.
– Это похоже на того полоумного, Риппера, который… Знаешь, что у фрау Мирабель лежало на коленях? Ее сердце!..
Раздался звон бьющейся посуды.
– Зэла, да чтоб тебя! – воскликнул Хенрик, с неожиданным проворством выходя из-за стойки и подхватывая на руки упавшую Василику. – Девочку напугала, она ушиблась, наверное. Просил же не говорить про такие вещи при ней, она же не как ты…
Хенрик усадил бесчувственную Василику в кресло у камина, достал из кармана какой-то флакон, перевернул его, зажав горлышко указательным пальцем, а затем осторожно провел им по ее вискам.
– Я чашки ваши разбила, герр Хенрик, – расстроенно сказала Василика, открыв глаза.
– Ну и подумаешь, велика важность – чашки, – неловко усмехнулся он, доставая из-за стойки совок и метлу, чтобы убрать осколки. – Утром жандарм приходил, – ни к кому особо не обращаясь, задумчиво сказал Хенрик, заметая осколки в металлический совок.
– Унфелих? – хрипло спросил Уолтер.
– Да он самый. У, мерзкая рожа, где их таких набирают… Сказал, ему донос поступил и, кстати, знаешь, от кого?