Мегрэ у министра - стр. 11

– Он разорился?

– Дотла. Но выглядит роскошно. Он всегда был представительным и привлекательным парнем, знаете, этакий симпатичный неудачник.

– Он когда-нибудь обращался к вам за помощью?

– Иногда. Так, по мелочам. Незадолго до того, как мне стать министром, случай стал нас сводить гораздо чаще, и когда мне понадобился заведующий канцелярией, он оказался под рукой.

Пуан насупил свои мохнатые брови.

– Кстати, тут мне придется вам кое-что объяснить. Вы не представляете себе, что такое изо дня в день выполнять работу министра. Возьмем хотя бы меня. Я адвокат, скромный провинциальный адвокат, но в вопросах права я профессионал, я свое дело знаю. А меня назначают министром гражданского строительства. И без всякого переходного периода, без обучения я становлюсь главой министерства, которое наводнено компетентными высокопоставленными чиновниками и блестящими специалистами, вроде покойного Калама. Я вел себя как все. Держался уверенно. Давал понять, что все знаю. Однако ощущал иронию и враждебность. Мало того, я узнавал о многочисленных интригах, в которых решительно ничего не понимал. В собственном министерстве я остался чужаком для людей, которые за долгое время изучили всю изнанку политической жизни. А потому иметь рядом с собой такого человека, как Флёри, с которым можно говорить откровенно…

– Я вас понимаю. Когда ваш выбор пал на Флёри, у него уже имелись какие-то связи в политических кругах?

– Только на уровне знакомства в барах или ресторанах.

– Он женат?

– Был женат. Должно быть, и остался, ибо я ничего не слышал о разводе. К тому же у них двое детей. Но вместе они не живут. В Париже он завел еще одну семью, а может, и две. У него просто дар усложнять себе жизнь.

– Вы уверены, что он не знал о том, что к вам попал отчет Калама?

– Он даже не видел Пикмаля в министерстве, а я ему ни о чем не говорил.

– А в каких отношениях Флёри и мадемуазель Бланш?

– Внешне в самых сердечных. Но в глубине души мадемуазель Бланш его терпеть не может. Ее раздражают и отталкивают его любовные похождения, поскольку она поборница буржуазной морали. Но вы же понимаете, что все это несерьезно.

– Вы уверены, что ваша жена не подозревает, что вы здесь?

– Она заметила, что сегодня вечером я сам не свой, и настаивала, чтобы я отправился в постель, благо никаких важных дел у меня не было. Но я сочинил историю про собрание…

– И она поверила?

– Не знаю.

– Часто вам случается вот так сочинять?

– Нет.

Было уже около полуночи. На этот раз стопки наполнил министр. Потом со вздохом подошел к полочке для трубок и выбрал себе красиво изогнутую трубку с серебряным ободком.

Словно в подтверждение догадок Мегрэ зазвонил телефон. Пуан посмотрел на комиссара: снимать трубку или не снимать?

– Несомненно, это ваша жена. Когда вернетесь, все-таки придется все ей рассказать.

Министр снял трубку.

– Алло!.. Да… Это я… – Вид у него сделался виноватый. – Нет… Я не один… Мы обсуждаем очень важный вопрос… Потом расскажу… Не знаю… Думаю, много времени не займет… Ладно… Уверяю тебя, я чувствую себя прекрасно… Что?.. Из канцелярии премьер-министра? Хорошо… Там видно будет… Сделаю тотчас же… Пока…

Лоб министра покрылся каплями пота. Он снова взглянул на Мегрэ, и вид у него был такой, словно он уже не знал, какому святому молиться.