Медынское золото - стр. 12
– Это зевены, – произнёс он таким тоном, словно само имя должно исключить всякое непонимание. – Они всегда были непокорным народом. Полагаю, мне придётся их наказать.
– Это лишнее, великий хан. Напавшие, как бы они ни называли себя, уже наказаны. Их колдун убит, а в степь ушли только те, кому это было позволено, чтобы они рассказали всем, какова бывает судьба тех, кто ослушался великого хана.
Хан вновь кивнул, и Ризорх подумал, что владыка степи напоминает детскую игрушку, деревянного болванчика, вечно кивающего приставленной головой.
Однако сколько ни кивай, а слова о грядущем союзе надо подтверждать тем сильнее, чем больше оснований сомневаться в истинности сказанного. И хан, рыдая в душе, снял с пояса кривую саблю, древнюю, как сама степь. Медынский булат, такого нынче делать не умеют. Наилучшие клинки эта сабля перерубала, словно деревяшку, выстроганную малышом, а урони на подставленное лезвие лёгкое пёрышко, и оно распадётся на части, разрубленное своим весом.
– У кого в руке этот меч, – хрипло сказал хан, – у того в руке победа. Я вручаю тебе свою жизнь.
– Мне нечем отдаривать подобное сокровище, – произнёс Ризорх. Он расшнуровал ворот рубахи, снял с шеи бисерную ладанку. Мельчайшим речным жемчугом, белым, чёрным и розовым, на ладанке была вышита волчья голова, а внутри мешочка хранился волчий клык.
– Я могу лишь вручить тебе свою жизнь.
Лесной маг лукавил. Сила волшебника не может быть заключена в постороннем предмете. Волшебные вещицы – помощники колдуна, но не его суть. Бисерный кисет был специально изготовлен мастерицами на тот случай, если понадобится делать совершенно необычный и дорогой подарок. Пусть хан думает, что сердце хотя бы одного лесного колдуна он держит в кулаке.
После обмена такими подарками договор о совместном походе непременно бывает заключён.
Работы мастеру Остоку привалило, как никогда доселе. Кузнецы, собравшиеся под его началом, без передыху ковали ножи, наконечники копий, навершия рогатин, вязали кольчуги, мастерили шапочки-мисюрки, варили клевцы и топоры. Для большого похода оружия нужно много, а там взять будет негде. В чужом краю и оружие чужое.
Железо с великим избытком добывалось в гнилых чащобных болотах. Кровь земли – руда застаивалась там, становилась чёрной. Её вычерпывали большими ковшами, сушили и варили из неё железо. Всякий кузнец знает, что железо – это кровь земли, напитавшаяся чистейшим угольным жаром. Это же известно любому лекарю, даже лишённому силы волшебства, недаром железо помогает в тяжких хворях почти так же хорошо, как и огонь. Раны и горячки лечат водой. Что не лечится водой, то лечат травы. Что не лечится травами, лечат железом. Что не лечится железом, лечат огнём. Что не лечится огнём, то неизлечимо. Недаром хороший кузнец – первый среди знахарей, и со всякой раной люди идут к кузнецу.
Но сейчас Осток ковал не жизнь, а смерть. Добытые из доменки серые пористые крицы заново раскалялись в горне, после чего дюжие молотобойцы проковывали их, покуда не получался плотный кусок мягкого железа. Сверху от крицы отслаивалась отковка, твёрдая и годная во всякое дело. Из отковок кузнецы мастерили ножи, наконечники копий и стрел, навершия рогатин, а в мирное время – сошники и серпы. Мягкое железо можно было заново раскалить в горне и, посыпав угольным порошком, проковывать раз за разом, покуда вся крица не изойдёт наполовину на отковки, наполовину – на окалину. Но сейчас себе оставляли только первые, самые лучшие отковки, а мятые молотом крицы задешево продавали недавним врагам. Они там, в степи, умеют делать прочную и гнуткую сталь; не чета, конечно, медынскому булату, но куда как пригоднее мягкого железа. Зато железа, из которого эту сталь варят, у степняков нехватка.