Медвежий Яр. Часть 1 - стр. 5
А заработок был очень даже неплох. Приехав обратно после первого сезона, Миша все деньги отдал отцу, только немного себе оставил, чтобы купить гостинцев младшим в семье и себе вещи, которые будут необходимы при поездке на следующий сезон. На этот раз мачеха не так ворчала, и даже похвалила пасынка, молодец, мол, что о семье думает…
Отработав подсобником в совхозе до следующего сезона, Михаил снова собрался и вместе с Генкой Афанасьевым отправился в путь.
– Я вот еще съезжу пару раз, и всё, – мечтательно закинув руки за голову, вещал Генка с верхней полки плацкарта, – Отец сказал, хватит мотаться, буду на заочное поступать. Да и это… Галинка моя тоже сказала, что не станет больше ждать, пока я там по стране мотаюсь.
Так и случилось, только всё произошло раньше – отработав сезон, на третий Генка не поехал, семья не отпустила. А вот Мишка решил, что мотаться туда-сюда нет смысла, и стал оставаться в Бобровке и в межсезонье, благо работы там тоже хватало.
Отправляя регулярно деньги семье, Михаил изредка получал из дома весточки – в основном писали братья или сёстры, изредка отец, но письма становились всё короче и короче с каждым разом… Но Миша всё равно каждый раз отвечал подробно и пространно, описывал местность и людей, где жил, сообщал, что теперь его назначили бригадиром и конечно отправлял деньги.
А потом, зимним морозным утром пришла короткая телеграмма. Мачеха сообщала, что отец скончался. Никаких подробностей, ничего, просто пара слов… И Миша понял, что отныне его там некому ждать… С трудом, при помощи директора пилорамы, где он работал, Михаил раздобыл билет на самолет, чтобы успеть на погребение, в последний раз проститься…
Сидя на лавке в родном доме, Миша понимал, что теперь покинет его навсегда, потому что нет ему здесь места.
– Вот, держи. Это матери твоей, венчальная, – мачеха протянула Мише потемневшую от времени икону, – Отец твой берёг, думал, что на твоей свадьбе её достанет. А вон как вышло… Забери, пусть у тебя будет.
Миша взял в руки оклад чернёного серебра, и погладил образ. Он не помнил ничего из того, что осталось от матери, как-то всё само собой исчезло, стёрлось из их дома еще когда он был маленьким. А вот теперь он прикасался к тому, что когда-то его мама держала в руках…
– Спасибо, – только и смог он тогда ответить женщине, прожившей с ним столько лет, но так и не ставшей ему хоть сколько-то родной.
Вернувшись в Бобровку, Михаил продолжал работать и отправлять деньги семье, только вот писем он уже не получал. А вскоре его денежный перевод и вовсе вернулся обратно… Вызвав на переговорный коммутатор Генку, Миша узнал, что мачеха продала всё – дом, скотину, какая была, и уехала к каким-то своим родственникам. Так оборвалась последняя ниточка, тянувшаяся от Миши к местам, где он родился.
Собравшись кое-как с духом, принял Михаил всё случившееся и стал жить дальше. Откладывал деньги, думал, может обзаведётся когда-то своим углом.
Как-то раз сидел он у себя во флигеле, усталая спина ныла от напряжения после смены, неожиданно тоска затопила душу, и он достал завернутую в чистый рушник мамину икону. В дверь стукнули и на пороге показалась хозяйка дома, Людмила Тимофеевна, с тарелкой и крынкой молока в руках.
– Не спишь еще? На-ко вот, угостись. По мужу моему, Ивану Прокофьевичу, годовая нынче. Уж почитай двенадцатый год нет его, ох…