Медсестра. Кабак - стр. 11
– Что смотришь? – наехал он на Городнищева.
– Ничего.
– Если что-то не нравится, можем отойти поговорить, – продолжал Алиев.
– Да нет, всё нормально, – сказал Городнищев, вставая, и трусливой походкой сбежал с поля боя.
– А ты что? – наехал Алиев уже на Сосова.
– А я читаю.
– В книгу тогда и смотри.
– А я читаю тебя.
– Чо?
– Простые предложения, глагольная рифма, масса грамматических ошибок, жаргонизмы и выдуманные слова.
– Ебанутый?
– Нет, я – Сосов. Твой сосед.
– Как? Сосов? – засмеялся Алиев. – Откуда ты?
– С Ульяновска.
– Далеко от сюда?
– Не очень.
– Тяжеловато, наверное, с такой фамилией?
– Обычно.
– Ну-ну. Чего читаешь?
– Херню всякую.
– Интересно?
– Не знаю, мало ещё прочитал.
– Расскажешь тогда потом, – сказал Алиев и, перепрыгнув через диван обратно, исчез за дверью палаты, откуда через мгновение раздался скрип и треск койки от падения на неё молодого, энергичного тела.
Сосову совсем не хотелось с кем-то знакомиться и общаться. Ему было конечно приятно провести время за короткой беседой с Городнищевым, но он не хотел вступать ни с кем в приятельски-дружеские отношения. Так как в таком случае он бы сам на себя возложил ответственность за этого человека. В том плане, что друзьям ведь надо помогать и защищать их, а этого он делать не планировал, как и вступать в конфликт со своей совестью. Поэтому ещё с начала службы он дал себе установку – держаться от людей на расстоянии и не давать в обиду себя, а остальные пускай справляются сами в меру своих сил. Он, конечно, понимал, что такая жизненная позиция не очень красивая и правильная в его же понимании, но закрывал на это глаза и не рассуждал на тему соответствия своих взглядов на жизнь и своего поведения.
Затем был обед, в результате которого Сосов стал счастливым обладателем четырёх яблок. И в тихий час он лежал, читая книгу и жуя эти румяные шарообразные фрукты. Алиев зашёл в палату и как всегда:
– Напердели здесь, ублюдки, воняет, – посмотрел на Сосова и добавил. – Ещё и ты здесь со своими яблоками.
– Тебе не нравится запах яблок? – спросил Сосов.
– Какой-то он, – Алиев подбирал слова. – Неестественный. Может это из-за… того что они… были в твоей… ротовой полости.
В конце этой фразу в его глазах отчётливо блеснуло признания себя дегенератом, но сразу же вслед за ней он прыгнул на свою койку.
До ужина Сосов читал книгу в палате. Вокруг что-то происходило, абсолютно серое и не интересное, по мнению Сосова, но не по мнению принимающих в этом участие. Максимов и Гусев обсуждали наркотики, затем к ним присоединился Алиев, и они переменили тему на шаверму. Алиев сходил к контрактникам и узнал номер такси. Ближе к ужину троица уже обжиралась шавермой, запивая её колой и обильно рыгая. Джаму и Ямбу не было. Они смотрели телек, как и почти все остальные пациенты. Рекреация была забита. Мест не хватало, поэтому кто-то лежал на ковре, кто-то стоял за диваном, опираясь на спинку. И все они молча и жадно взирали на маленький экран телевизора, который был размагничен, из-за чего безжалостно искажал цвета по всему периметру.
За ужином Городнищев нарочно сел за стол к Сосову и предложил ему масло. Сосов понимал, что Городнищев хочет общения, но настроения не было.
Вечер безмолвно сменился на ночь, а затем и вовсе мутировал в утро, и Сосов открыл для себя голос Марии Васильевной, заступившей на этот день.