Медный всадник - стр. 84
Стиснув зубы и скрепя сердце, Татьяна училась останавливать кровотечения. Но даже это не помогало. Раненые умирали. Она не могла делать переливания крови, потому что крови не было. Не могла предохранить раны от заражения: не было лекарств. Не могла унять боль – доктора отказывались давать морфий умирающим: приходилось экономить для легко раненных, тех, кто еще мог вернуться на фронт.
Татьяна понимала, что, будь у них сульфидин или кровь, многих можно было бы спасти; по крайней мере они имели право умереть без мук, под действием наркотика.
Ошеломляющая беспомощность, которую Татьяна чувствовала в эту первую ночь в полевом госпитале, почти затмила ту, которую она испытала, не найдя брата.
Наутро один из солдат со смертельной раной в груди спросил, девочка она или мальчик.
– Девочка, – грустно обронила Татьяна.
– Докажи, – попросил он, но, прежде чем она успела доказать, солдат умер.
Из громкоговорителя около офицерской палатки неслись голоса с сильным германским акцентом, призывающие русских переходить на сторону немцев и ехать в Германию. Снова разбрасывали пропуска через линию фронта и, не дождавшись перехода изменников, пытались убить оставшихся бомбами и пулеметным огнем. Потом все затихало до вечера, когда бомбежка возобновлялась. Между налетами Татьяна ухаживала за умирающими.
Днем она отправилась в поля накопать картошки и, даже не видя самолетов, услышала вой моторов. Она едва успела подумать: еще не вечер, прежде чем броситься в низкие кусты. Пришлось лежать там четверть часа. Когда самолеты улетели, Татьяна встала и вернулась в палатку, но вместо нее нашла лишь догорающий костер, в котором валялись обугленные стонущие тела.
Сотни выживших похватали всю посуду, которая только нашлась, и выстроились цепочкой к реке, пытаясь потушить пожар. На это ушло три часа, до очередного налета. Потом настала ночь. Палатки для раненых больше не существовало. Они лежали на траве или на одеялах, испуская последний вздох в одиночестве. Татьяна никому не могла помочь. Надев каску, которой носила воду из реки, она сидела около женщины, потерявшей ребенка при налете и тяжело раненной в живот. Но она думала не о себе, а о своей погибшей девочке. Татьяна честно старалась утешить ее, но женщина продолжала плакать. Дождавшись, пока та немного успокоится, Татьяна поднялась, пошла к деревьям и легла на траву.
«Я следующая, – думала она. – Я это чувствую. Я следующая».
Как же она будет добираться до Новгорода? Ведь это сто километров к востоку отсюда!
Она умылась на ночь и заснула. А утром, посмотрев на другой берег, увидела немецкие танки. Какой-то сержант, ночевавший рядом, собрал несколько человек добровольцев, включая Татьяну, и приказал немедленно уходить в Лугу.
Татьяна отвела его в сторону и тихо спросила, как можно доехать до Новгорода. Тот оттолкнул ее прикладом винтовки и завопил:
– Ты спятила? Новгород в руках немцев!
Выражение лица девушки немного его отрезвило.
– Товарищ… как вас зовут? – спросил он уже спокойнее.
– Татьяна Метанова.
– Товарищ Метанова, послушайтесь меня, вы слишком молоды, чтобы быть здесь. Сколько вам, пятнадцать?
– Семнадцать.
– Пожалуйста, немедленно поезжайте в Лугу. Думаю, военные эшелоны все еще ходят из Луги до Ленинграда. Вы ведь ленинградка?