Медный всадник - стр. 37
Татьяне хотелось посидеть с ним где-нибудь в тихом месте, расспросить о родителях. Но нельзя же говорить о таком в трамвае. И стоит ли узнавать о нем больше? Ведь тогда они станут ближе, а ей нужно быть от него как можно дальше!
Татьяна молчала, пока они не доехали до Вознесенского, где пересели на второй номер, идущий к Русскому музею.
– Ну… вот… мне пора, – неохотно сообщила Татьяна, когда они вышли.
– Хочешь, немного посидим? – неожиданно спросил Александр. – Вон на тех скамейках в Итальянском садике?
– Ладно, – кивнула Татьяна, стараясь не подпрыгнуть от радости.
Только после того как они сели, она заметила, что он чем-то озабочен, словно хочет сказать что-то и не может. Только бы не завел речь о Даше. Ведь и без того все ясно. Тем более что он старше и должен многое понимать.
– Александр, как называется это здание? – спросила она, ткнув пальцем в первое попавшееся на глаза строение.
– Гостиница «Европейская». Она и «Астория» – лучшие гостиницы в Ленинграде.
– Похожа на дворец. Кому позволено здесь останавливаться?
– Иностранцам.
– Мой отец ездил в Польшу по делам несколько лет назад. Как я ему завидую! Хотелось бы и мне посмотреть мир!
Она неловко сглотнула и закашлялась.
– Александр… мне жаль твоих родителей. Пожалуйста, расскажи, что случилось?
С губ Александра сорвался облегченный вздох.
– Твой отец прав. Я не из Краснодара.
– Правда? Откуда же?
– Ты когда-нибудь слышала о таком городе, как Баррингтон?
– Нет. Где это?
– В Массачусетсе.
Татьяна подумала, что ослышалась. Глаза ее медленно округлились.
– Массачусетс? – охнула она. – Как в Америке?
– Да. В Америке.
– И ты американец?
– Именно.
Татьяна потеряла дар речи. В ушах громом отдавался стук сердца. Она вынудила себя закрыть рот и выпрямиться.
– Смеешься? Я, конечно, дурочка, но не настолько.
– Не смеюсь, – покачал головой Александр.
– Знаешь, почему я тебе не верю?
– Знаю. Считаешь, что такого не бывает.
– Совершенно верно, не бывает.
– Коммунальные квартиры оказались огромным разочарованием, – вздохнул Александр. – Мы… то есть отец питал такие надежды на новую жизнь, а оказалось, что здесь нет даже душа.
– Душа?
– Не важно. Горячей воды. Мы даже не смогли принять ванну в той гостинице, где остановились. А у вас есть горячая вода?
– Конечно нет! Мы кипятим воду на плите и разбавляем холодной. А каждую субботу ходим в баню, как все в Ленинграде.
– В Ленинграде, Москве, Киеве, во всем Советском Союзе, – кивнул Александр.
– Нам повезло: в маленьких городах и водопровода нет. Деда рассказывал.
– Верно. Мы долго не могли привыкнуть к общим туалетам, но все же как-то приспособились. Приходилось готовить на дровах и воображать себя семейством Инголлов.
– А кто это?
– Семья Инголлов жила на американском Западе в конце девятнадцатого века. Но мой отец был социалистом и хотел жить там, где строят новую жизнь. Я как-то иронично заметил отцу, что это куда лучше, чем Массачусетс. Он ответил, что социализма без борьбы не построишь. Думаю, тогда он искренне в это верил.
– Когда вы приехали?
– В тридцатом, как раз после биржевого краха в двадцать девятом, – начал было объяснять Александр, но взглянул на ее непонимающее лицо и вздохнул. – Не важно. Мне было одиннадцать. И я вовсе не хотел покидать Баррингтон.
– О нет, – прошептала Татьяна.