Медный всадник - стр. 19
Он серьезно кивнул:
– Не волнуйтесь. Я доставлю вас до места назначения. Через несколько минут придет автобус.
Татьяна исподлобья взглянула на него:
– А… а куда ехали вы?
– Я? Я на службе. Патрулирую город.
Глаза его весело искрились.
Ну вот, так ей и надо. Он просто патрульный, а она добралась едва ли не до Мурманска. Идиотка несчастная! Пристыженная, раскрасневшаяся, она неожиданно пошатнулась, поспешно опустила глаза и, кажется, на несколько секунд потеряла сознание.
– Если не считать мороженого, – едва ворочая языком, объяснила она, – я сегодня ничего не ела.
Солдат поспешно обнял ее за плечи и спокойно, но твердо приказал:
– Нет. Нет, не падайте в обморок. Сейчас все пройдет.
И она не упала.
Правда, голова кружилась, и глаза застилал туман, но она все равно ощущала его запах, мужской, приятный.
От него не пахло ни водкой, ни потом, как от большинства знакомых мужчин. И это не «Шипр» и не «Тройной одеколон», которым пользовались дед и отец после бриться. Тогда что? Его собственный запах?
– Простите, – слабо выговорила Татьяна, пытаясь встать. Он ей помог. – Спасибо.
– Не за что. Легче?
– Все в порядке. Думаю, это от голода.
Он по-прежнему держал ее. Широкая ладонь, размером с целую небольшую страну вроде Польши, лежала на ее плече. Татьяна выпрямилась, и он убрал руку, оставив теплый островок на том месте, где лежали его пальцы.
– А может, и от жары, – покачал головой военный. – Ничего, обойдется. А вот и наш автобус.
Автобус оказался тем же самым. При виде молодой пары кондукторша подняла брови, но ничего не сказала.
На этот раз они сели вместе. Татьяна – у окна. Молодой человек положил руку на спинку ее сиденья.
Смотреть на него вблизи оказалось практически невозможным. Как и укрыться от его взгляда. Но разве не этого ей хотелось?
– Обычно я не падаю в обморок, – буркнула она, старательно пялясь в окно.
Ложь. Она хлопалась без чувств по любому поводу. Стоило кому-то стукнуть стулом за спиной, и она валилась на пол без сознания. Школьные учителя раза два-три в месяц посылали домой записки, извещая об очередном обмороке.
Она набралась храбрости и взглянула на него. Тот широко улыбался.
– Как вас все-таки зовут?
– Татьяна, – ответила она, замечая легкую тень щетины на его подбородке, плавную линию носа, черные брови, серый шрамик на лбу. Где он успел так загореть? Открытые в улыбке зубы кажутся неестественно белыми.
– Татьяна, – повторил он своим низким баритоном. – Таня? Танечка?
– Таня, – кивнула она, подавая руку.
Маленькая тонкая белая ладошка исчезла в его огромной, теплой, темной. Она подумала, что он наверняка ощущает стук ее сердца в пальцах, запястье, венах под кожей.
– Александр, – представился он, не выпуская ее руки. – Какое красивое русское имя. Татьяна!
– И Александр тоже, – проговорила она, опуская глаза, неохотно отнимая руку и поворачиваясь к грязному окну. Интересно, часто ли его моют?
Все, что угодно, лишь бы не думать. Лишь бы не воображать, что он вот-вот попросит ее не уходить, повернет лицом к себе и…
– Хотите, расскажу анекдот? – неожиданно для себя выпалила она.
– Очень.
– Солдата ведут на казнь. «До чего же гнусная погода», – говорит он конвойным. «Кто бы жаловался, – отвечают они. – Это нам еще придется идти обратно под дождем».
Александр немедленно и громко рассмеялся, не сводя веселых глаз с Татьяны, и та ощутила, как внутри что-то потихоньку тает.