Медленный яд - стр. 24
Переворачиваю мужа, стараясь не навредить ему, — вдруг упал неудачно, и его нельзя трогать? А самой страшно, что вот-вот наступит нечто неотвратимое, и это ощущение заполняет мозг, словно туман.
Я не переставая повторяю его имя, словно он может откликнуться, сказать что-то. Глаза Кирилла закатались под верхние веки. Я дергаю рубашку, расстегивая ее, припадаю головой к груди и пытаюсь услышать сердцебиение, которого нет.
— Господи, господи, Кирилл, я не знаю, что делать, ну помоги мне, пожалуйста, — бормочу, нащупывая сотовый. Набираю ноль-три, но сбрасываю, вспоминая, что с мобильного другой номер, а какой — никак не могу вспомнить. Трясутся пальцы, и мне кажется, что жизнь моего мужа уходит через них. Поскуливая, открываю приложение и кричу голосовому помощнику:
— Вызови «скорую помощь»!
А сама вспоминаю уроки первой помощи из автошколы и начинаю делать массаж. «Вдруг это вообще не сердце? Вдруг я его сейчас убью своей помощью?»
Разговор с оператором «скорой» запоминается только фрагментами — я снова кричу, постоянно отвлекаясь на то, чтобы вдохнуть воздух в рот мужу, и продолжаю надавливать ритмично на грудь, пытаясь завести его сердце.
Он же здоровый, Господи, вообще никогда ни на что не жаловался!
Все двадцать минут, что к нам едет бригада, я не останавливаюсь. Когда фельдшер пытается оттащить меня, я огрызаюсь, отбиваясь.
— Женщина, остановитесь! Умер он, вы ему уже не поможете, — молодая девушка сочувственно гладит меня по плечу, и только ее слова вытягивают меня в реальность. Я отползаю на четвереньках, пятясь назад, и не свожу глаз с Кирилла.
— Может, позвонить кому-нибудь? Чтобы за Вами приехали?
Но я не отвечаю, просто мотаю головой. Единственный человек, которому я всегда звонила, когда попадала в беду, лежит сейчас, накрытый с лицом собственным пиджаком.
Папа приезжает забрать меня, и я сажусь в машину, ощущая дикую боль в мышцах рук, такую, что не могу удержать даже мобильный.
Эта боль не проходит неделю, и только благодаря ней я понимаю, что все еще живая.
15. Глава 7. Александра
Как только мама открывает дверь своим ключом, я тут же выхожу ей навстречу, не давая первой сделать шаг внутрь.
— Невтерпеж? — укоризненно интересуется она, сторонясь. В руках — полные пакеты еды, в голосе — металл и осуждение.
— Именно, — отвечаю резче, чем хотелось бы. Кажется, что я вырвалась на волю, и теперь я несусь вниз.
На улице печет, и я чувствую, как жарко в черных джинсах и футболке. Наверное, уже пора снять с себя темные вещи, но я не могу. Рука не поднимается схватить из шкафа яркую одежду. Я заезжаю домой, прежде чем отправиться в офис, чтобы зарядить выключившийся телефон и помыться.
Как только мобильник отыскивает сеть, мне тут же сыпятся пропущенные вызовы, сообщения в соцсетях, и я раздраженно хлопаю кулаком по спинке дивана. Как все некстати!
Десяти минут мне хватает, чтобы собраться и натянуть темно-синее платье, — первый шаг в сторону от черного. Не досушив волосы до конца, вылетаю на работу. Одной рукой нажимаю на кнопку телефона, записывая голосовые ответы всем, кто домогался меня с утра, другой удерживаю руль. Пару раз попадаюсь на камеру, пролетая выше положенного, и тут же матерюсь. Терпеть не могу нарушать правила. И врать тоже — но приходится.