Медленный ад - стр. 12
– Настанет день, и они все будут завидовать твоей красоте. Ты мне веришь?
Мадина отрицательно замотала головой, потом кивнула, в её глазах блестели слёзы. Поверить в это было невозможно, но так хотелось…
– Будь уверена, так и будет. Главное: выполняй всё, что я тебе говорю. И первое, и, наверное, самое тяжёлое, что тебе придётся выдержать это… – она сделала эффектную паузу, склонилась к её уху: – Никаких мужчин. Никакого секса. До конца проекта. Выдержишь?
Мадина рассмеялась сквозь слёзы. У неё и так не было никаких мужчин уже несколько месяцев. Как её любимый ушёл навсегда к тощей дылде с накачанными губами, так и не было больше. И меньше не было. Ни мужчин, ни секса. И даже не хотелось. Выдержать? Да за счастье!
– Отлично, – Ольга хлопнула в ладоши и поднялась с дивана. – Идём, надо купить тебе спортивную одежду и обувь. И обычную не помешало бы… – добавила она, ещё раз осмотрев Мадину. – Идём-идём!
¶
– Крыша уже едет от этих тёлок. У тебя есть глазные капли?
– На!
– [говорит с открытым ртом] Спасибо… Давай по ЮЗАО 13пройдёмся. По алфавиту. Нет… Нет… Однозначно нет… О! Ещё б её тут не было… [смешок с плохо скрываемых отвращением] Не-ет… Стоп. Верни назад… Приблизь… Покрути… Дай реалтайм14… Это кто с ней? Выведи инфу… Какая красивая! Наш пациент, железно. Берём, вешай сигналку.
¶
– Саби, – горячее дыхание Марата обожгло шею, – ну, Саби, ну котёнок, давай.
– Я не могу, – вздохнула Сабина.
– Почему? – шепнул он, зарываясь носом в её волосы.
– Потому что… Мне до свадьбы нельзя.
– Саби, – коснулся он губами её плеча, – ты тоже хочешь.
– Хочу, но не могу…
– Са-аби, котёнок, любимая, это Москва, сейчас двадцать первый век, а не Средневековье какое-то. Сейчас всё можно. – Его рука мягко и безуспешно пыталась втиснуться между сжатых коленок.
– Москва у тебя, я – в Средневековье.
– Са-аби-и, – рука коснулась груди.
– Марат, – сжалась ладонь, не пуская дальше.
Разжались пружины у пацана, ослабли жгуты. Марат отвернулся, поник. Саби обняла его сзади, прижалась щекой к спине.
– Нельзя, котик, правда нельзя. Меня убьют, и тебя убьют. Не понарошку, по-настоящему. Ну потерпи, я что-нибудь придумаю, – Сабина коснулась губами торчащей сквозь футболку лопатки: – Я очень тебя люблю. Только никому не говори, хорошо? – Её тихий шёпот слышал только он. И два человека у огромного экрана.
Благотворитель
«До конца маршрута осталось сто метров», – объявил навигатор. Тушин на черепашьей скорости полз мимо бетонного забора с кольцами колючей проволоки поверху. Он навалился грудью на руль и вывернул голову, потрясённо рассматривая защищённый периметр детского интерната.
– Тут держат детей? – спросил он Лисицыну.
– Тут держат подростков с девиантным 15поведением, – уточнила она. – Вы не очень понимаете, что это значит. Про синдром депривации 16слышали? Он тут у каждого первого.
– Вероника Семёновна, а можно для тех, кто консерваториев не кончал, чтоб не гуглить.
– Вас мама обнимала? А их нет. Они не знают, что такое любовь, искреннее отношение. Для них любая коммуникация – торговля. Они с раннего детства учатся манипулировать чувствами людей, чтобы их обняли, приласкали, дали добавку или игрушку. Дети-торгаши. На самом деле они ничего не чувствуют. Ничего позитивного.
– Ничего себе речи у детского психолога, – удивлённо вытаращил глаза Тушин.