Мединститут - стр. 36
– Да кто он, Горевалов-то? – воскликнул Антон. – Были и до него тут ординаторы – нормальные ребята, я с ними чуть не на «ты», никто так нагло себя не вёл. Он что, комсомольский лидер? Дважды Герой? Бывший советский разведчик?
Насмешливость одногруппника заставила Девяткину и Агеева лишь ёрзнуть беспокойно и незаметно посмотреть на молчаливого четвёртого соседа. Но тот допивал кофе и на субординаторов не обратил ни малейшего внимания.
– Ты б потише, Антон, – попросила Лена. – Кто такой Петруха, никто не знает. Учился на год старше, ничего особенного. На занятиях появлялся мало, общественной работой не занимался. Серость. Говорят, просто купил диплом. А сейчас – сам видишь. Ездит на «семёрке», а их во всём городе ещё штуки две или три…
– Он, вроде, племянник ректора, – неуверенно подсказал Агеев. – Мне Толик- интерн говорил.
– А я тебе скажу совершенно точно – не племянник! И никаких родственников у него в местной медицине нет! – возразила Девяткина. – Он вообще со стороны откуда-то.
Интерн, допив кофе, начал подниматься, и на его стул остающаяся троица сразу же бросила сумки-занято.
– Ну кто он тогда? Из «торгашей»? Сынок директора овощной базы? – презрительно хмыкнул Антон. – Принц-инкогнито из оперы Пуччини «Турандот»?
– Может, из КГБ? – предположил Ваня и сам немного ужаснулся. Произносить грозную аббревиатуру вслух, даже среди абсолютно своих, было довольно рискованно. – Или из космонавтов? А что- сытый, мордатый…
– Ребята, хватит, – оборвала Лена. – А то допредполагаетесь. Ясно, что доктор Горевалов – «блатота», и очень мощная. И лучше не знать, почему блатота -меньше знаешь, крепче спишь. Я одно знаю – этот мальчик твёрдо решил стать хирургом. И он им станет, причём в кратчайшее время. И мешать ему не стоит. И не трожь гавно – есть же хорошее правило…
Студенты на несколько минут замолчали и принялись усиленно поедать свои порции.
– Всё, молочная сосиска закончилась! – крикнули с раздачи. – Больше сегодня не завезут! Завтра пораньше приходите!
Очередь, разочарованно загудев, начала распадаться и расходиться. В буфете стало свободнее.
– А Лом- он сам-то кто? – решился спросить Агеев.
– Хирург, – кратко ответил Булгаков. – Но с большой буквы.
– Это я и сам понимаю. Огнестрел у него здорово получился…
– У нас, – поспешил поправить Антон, – это я Виктору Ивановичу тогда ассистировал.
– Ну ты вообще этот… доктор Живаго, – подколол Агеев.
В чём был «прикол», не знали, впрочем, оба. Откуда этот Живаго, положительный он персонаж или нет, ответить никто не смог бы. Но ясно было, что персонаж это сомнительный и вполне годный для дружеской шутки.
– Гигант мысли, отец русской демократии. Но правда, он что, в самом деле доктор наук?
– А что, ходят и такие слухи? – насторожилась Девяткина. – Чего только не придумают.
Булгаков доел вторую порцию, поставил опустевшую тарелку в другую тарелку, взял стакан с кофе. Это был «растворимый кофе» – цикорий, недокипевшая вода, сухое молоко и немного сахара – комнатной температуры. Отпив большой глоток, он ответил:
– Насчёт доктора наук не знаю, но у него зарплата на 90 рублей выше, чем у всех хирургов тут, включая Гиви. Доплата за учёную степень. Так то, что Ломоносов работал в каком-то московском секретном институте старшим научным сотрудником – точно. А СНС меньше чем кандидатом наук быть не может.