Медиакиллер - стр. 6
Рассуждать об этом великом чувстве, прибегая к аргументам разума, могут только те, кто еще не влюблен. Или, подобные мне, кто уже не влюблен. У которых вместо любви иная привязанность. О ней чуть ниже, сразу после того, как я задвину этот чертов шкаф! Шкаф… Может парень был прав. Хотя бы в том, что именно в шкафу, подобном этому, находится самое светлое место в той кромешной мгле, которая зовется телевидением…
*dragonfly – летающий дракон, стрекоза (англ.)
Глава 2. Телевидение.
Мне нравилось, когда меня называли информационным киллером номер один, хоть я так и не думал, продолжая считать самым лучшим Сергея Доренко. Но… мне было приятно. К тому же, поговаривали, что Доренко не просто увлекся даосизмом, а реально превратился в китайца и пиарит в радиоэфире РСН какие-то тибетские амулеты, а чтобы ему никто не мешал их пиарить – он сделал кадровую рокировку. Это уже был не тот Доренко. Надобность в том Доренко давно отпала.
Политтехнологи из Администрации не собирались реанимировать коршуна. Как изрек Виктор Гюго: вылечив подбитое крыло коршуна, становишься ответственным за его когти… Они просто подкармливали подбитую птицу, требуя взамен самую малость – верноподданичество. Ничего кроме него, ведь подобострастие в исполнении Доренко выглядело бы лицемерием (этим словом в конце 90-х он «убил» Лужкова).
Доренко дали долю. То же сделали с Александром Любимовым и другими. Как? О, это раньше кремлевские пиарщики были слепыми котятами. Они многому научились.
Сперва выстругали эталон, похожий на профиль небритого гео-стратега Леонтьева, а потом стали всех по нему мерить. Гео-стратег Леонтьев в свою очередь был уверен, что теперь он телекиллер №1. Однако… Спровоцировать кого-то каверзным вопросом, а потом не дать на него ответить, бесцеремонно перебив – такова была драматургия нового психолингвистического дискурса . Жанр естественным путем сузился до рамок зловещего монолога с вставками исторических хроник и заставками небритого профиля.
Доренко в былые годы исполнял свои (правда, частные) заказы куда брутальнее, не смотря на отсутствие недельной щетины. Но теперь он немного устал (не боялся же) и наелся (не проголодался же). А что еще нужно звезде, чтобы достойно встретить старость…
Хотя… Разве может человек остановиться!? Разве может журналист остепениться… Его награда – слава. Ее приходится пестовать, и она почти никогда не спускается сверху. Иногда слава приходит снизу, часто слева, то есть с запада. Реже – с востока. С севера и юга она почти не является. Она всегда желанна, и всегда скоротечна. Она утекает сквозь пальцы и расщепляется на молекулы. Испаряется словно дым и крошится как песок. Слава не есть популярность. Ее готовы принять в ущерб здоровью и рискуя самой жизнью. Но долговечной она бывает лишь для тех, кто ей пренебрегает. Только такие получают славу сверху. Не с того верху, который находится в столицах государств, а с того, что пребывает на небесах…
Мне стукнуло сорок. Гюго утверждал, что именно сорок – это старость юности, а пятьдесят – юность старости. Мне нравилась такая трактовка. Я пока не перешел в десятилетний интервал зрелости, и мне многого еще хотелось. Мое честолюбие удваивало мою природную активность. Моей пассионарности нужен был выход. Моей отдушиной было творчество. Моей наградой могло быть только признание… Да, признание моего призвания.