Меч и ятаган - стр. 55
– Философия глупцов.
– Чем меньше шанс, – парировал Томас, – тем больше славы.
– Слава, доблесть… Этим вы, рыцари, и живете. Понимаю. Но если ваши славные деяния будут поименно перечислены в скрижалях и хрониках, то тех, кто из низов, эти почести не коснутся. Простые наши герои остаются безлики и безвестны. И лично я, сэр Томас, приумножать безвестность желанием не горю.
Разговор прервал появившийся с подносом слуга. Подойдя к столу, он, не глядя гостям в глаза, опустил поднос и, отдалившись на несколько шагов, с глубоким поклоном скрылся из виду.
– Вот, – констатировал Ричард. – Вот как обстоит с теми, кому в истории нет места.
Томас с минуту молчал. В молчании он взял с подноса тарелку и поставил перед собой, вторую поставил перед своим спутником, разлил по оловянным кубкам вино. А затем поднял глаза на Ричарда и заговорил тихо и устало:
– Я никак не могу повлиять на то, как история направляет жизненный путь человека. То же самое и с казусом твоего рождения, Ричард: я здесь ничего ни поделать, ни исправить не могу. А потому бессмысленно излагать мне твои невзгоды во всей их горькой безутешности. У каждого из нас есть долг, и этим все сказано. У меня – перед Орденом, защищать который я поклялся жизнью. У тебя – перед твоими господами в Лондоне, с каким-то там поручением, которое они вверили в твои руки. Тебе надлежит, уж так или иначе, помочь мне с моим долгом. Я же, со своей стороны, был бы рад взаимообразно помочь тебе, если бы знал чуть больше о цели твоего пребывания на Мальте.
– Я не могу сказать об этом больше, чем вам уже известно, – сверкнул темными глазами Ричард.
– Ну а если тебя постигнет неудача или несчастье? Смерть, в конце концов?
– В таком случае, могу предположить, Уолсингем пошлет кого-нибудь еще, чтоб завершить задание.
– Ах вон оно что… То есть у твоего хозяина пруд пруди людей, которые говорят на стольких же языках, как ты?
Ричард, глянув вниз на тарелку, подцепил с нее баранью отбивную, надкусил, начал жевать.
– А вот я так не думаю, – улыбнулся из-под бровей Томас. – И стоит тебе пропасть, как на всем задании можно будет поставить крест. Если ты не поведаешь мне о том документе несколько больше.
– Не поведаю, – промычал сквозь еду Ричард.
– Но почему? Ведь тебе есть прямой смысл сделать это.
– Смысл – одно, приказ – другое.
– Понимаю. Но если ставки, по словам сэра Роберта, настолько высоки, то ведь жизненно важно, чтобы хоть один из нас, неважно кто, доставил этот документ обратно в Англию.
– Это если кто-нибудь из нас переживет нападение на Мальту, – пробурчал Ричард.
– Верно, – хмуро кивнул Томас.
– Прошу прощения, сэр, но указания у меня прямы и недвусмысленны. И говорить о них вам я ничего не должен.
– Как так?
– А так. Потому что Уолсингем вам не доверяет.
– С ним все понятно. Ну а Сесил?
– Сэр Роберт не оспаривает его суждений почти никогда.
Томас подпер пальцами подбородок. Досада плавно перерастала в гнев. В самом деле, такое отношение уязвляет, задевает честь.
– Подозрительность у них, видимо, из-за моего вероисповедания: как-никак, католик. Ну а есть в том документе нечто, что таит опасность, предай я его содержание огласке?
– Не могу сказать. – Ричард отрезал еще кусок.
– Не можешь или не хочешь?
– Я уж и без того сказал больше, чем допускает благоразумие. Если вам от этого легче, то скажу, какого мнения придерживается Сесил. Он полагает, что вы считаете себя прежде всего англичанином, и уж затем католиком. А теперь хватит. Больше я ни о чем распространяться не буду. Расспрашивайте, если угодно, о чем-нибудь другом.