Меч и ятаган - стр. 49
– Нет, мне без них удобнее, – Томас в знак признательности кивнул и, подхватив верхнее одеяло, тщательно его встряхнул, после чего обернул им плечи и подкинул в растущий огонь дровишек. Наблюдательный Ричард, проделав то же самое со вторым одеялом, примостился на краешке Томасовой кровати и легонько подался вперед, поближе к теплу очага.
– Эти шрамы, – произнес он после паузы. – Вы их получили на службе у Ордена?
– Кое-какие – да. А другие… Где я их только не получал. – Томас, чуть откинувшись, сел к своему ученому эсквайру вполоборота. – Вот тут, – он ткнул себя в левое плечо, – меня прошила стрела, когда я воевал во Фландрии. Неопасно, в мякоть, но кровь, помнится, хлестала, как из хряка на бойне. – Он переместил руку на левую грудь. – А вот сюда досталось кинжалом, да глубоко. А это… Это, кажется, в магрибском походе, в бухте… Ну да. Ла Валетт тогда не захотел, чтобы нас при абордаже тяготили доспехи. Мы тогда брали галеон, и передо мной выскочил пират, из тени, да резко так. Вторым ударом он меня добил бы, если б ла Валетт не кинулся между нами и не вышиб из него дух. – Томас посмотрел на огонь, шевельнув при воспоминании бровью. Притронулся к внутренней стороне локтя. – А вот это от ожога, когда мы штурмовали под Триполи корсарский форт. Враг тогда использовал зажигательные емкости. Один горшок хлопнулся о стену как раз возле лестницы, по которой я карабкался, и нафта сквозь кольчугу и плотный гамбизон достала до самого тела. – Томас невольно поморщился, припоминая ту жуткую боль, которую было ничем не унять. Ох и долгой выдалась та ночь на вражеских стенах!..
– А вот этот, на лбу? – тихо поинтересовался Ричард.
– Этот? – Томас провел рукой по тоненькому шраму в дюйме от волос. Какое-то время он поглаживал эту полоску, а Ричард выжидательно смотрел, и в глазах у него поблескивали два отражения от согревающего комнату огня. – Это, насколько мне помнится, – Томас кашлянул, – от гостиничной двери, о которую я шваркнулся, поскользнувшись.
Челюсть у Ричарда мелко задрожала, и наконец, не в силах сдержаться, он разразился хохотом, который вскоре подхватил и Томас. Приступ заливистого хохота длился несколько дольше обычного, возможно, потому, что вместе с ним впервые спала некая напряженность, которую оба эти человека изначально испытывали друг к другу.
А когда смех наконец утих, Ричард встал и с серьезно-насупленным видом придвинул к очагу два стула, на которых развесил для просушки свою одежду, а чуточку помедлив, еще и рубаху, камзол и плащ Томаса. Последний тем временем извлек из каких-то тайных ножен небольшой кинжал и настругал им ломтями хлеб и сыр, половину съестного предложив Ричарду.
– Спасибо, – поблагодарил молодой человек, указывая учтивым кивком на кровать. – Извините, я тут расселся на вашем ложе.
– Ничего, пусть будет твоим, – отмахнулся Томас, похлопав под собой тюфяк. – Мне и здесь сгодится.
Они сели трапезничать. Для Баррета за истекшие недели это была первая еда, не спрыснутая соленым привкусом моря и не подпорченная тошнотворными кренами галеона, пробирающегося средь сумрачных валов под набрякшими серыми небесами. И пусть это были обыкновенные хлеб и сыр, но вкус их казался сейчас несравненным, и отрадным было ощущение тепла и сытости в животе. А еще, вероятно, умиротворенность объяснялась тем, что ледяная корка высокомерной терпимости, которую воздвиг вокруг себя Ричард, начала вроде как таять. Разумеется, о тайном посланце Сесила хотелось выяснить несколько больше, отчасти из желания прознать, каковы все же истинные его наставления, но еще и из простого любопытства познакомиться со своим спутником поближе. Хотя понятно, никчемная поспешность и вездесуйство могли сейчас свести все на нет, вызвав у Ричарда усиление сумрачной бдительности. Томас приподнял кувшин с вином и наполнил две кружки – одну себе, другую Ричарду.