Меценат из ментовки - стр. 19
Ситникова ничего не ответила. Вышла в зал. Пошарила в мебельной стенке в ящиках, отыскала зажим, пинцет. Нашелся скальпель и кое-какие другие хирургические инструменты. Пока инструменты кипятились, приготовила ватные тампоны, спирт, йод, шприцы.
Снять робу не удалось, Жорик каждый раз стонал, как только женщина прикасалась к его плечу. Пришлось взять ножницы и разрезать рукав и спинку рубахи. Плечо уже успело распухнуть. Тамара обмыла его теплой водой, осмотрела рану. К счастью, кость была не задета, но пуля действительно сидела в плече. Она прошла сквозь мягкие ткани и застряла почти на вылете. Взялась за дело. Обколола плечо новокаином, сделав местную анестезию. Хотя новокаин для обезболивания такого рода операции и слабоват, но ничего, Жорка выдержит. Затем принесла инструменты и начала оперировать. Извлечь из плеча пулю опытному хирургу, каковым и являлась Ситникова, не представляло большого труда. Через несколько минут кусочек металла со стуком упал на дно стерилизатора, и стискивающий зубы Жорик наконец-то смог расслабиться. Вскоре с туго наложенной на плечо повязкой он забылся тяжелым сном.
Тамара прибралась в комнате, развесила брошенное в лоджии белье и задумалась. Идти или не идти на работу? Не идти нельзя. Нужно было заранее договориться о подмене на дежурстве, и оставлять в квартире пьянчужку тоже рискованно. Однако, рассудив, что раненый, находящийся под действием снотворного, до утра вряд ли обчистит квартиру, стала собираться на работу. Через полчаса она осторожно вышла в подъезд и закрыла на ключ дверь.
Всю ночь Привольнова мучили кошмары. За ним гонялись собаки, терзали его на части, в него стреляли из автомата, он сам в кого-то стрелял, истекал кровью, лежа среди трупов, и все время дрался, дрался. Привольнова также мучила жажда. Ему снился то водопровод, то бутылка пива, то ручей с кристально чистой водой, но, едва он прикасался губами к спасительной влаге, она исчезала. Танталовы муки. У Привольнова был сильный жар. Он метался в бреду, стонал и только под утро заснул спокойным сном.
Два дня провалялся Привольнов в постели Тамары. Женщина ухаживала за ним, кормила чуть ли не с ложечки, делала уколы, ставила капельницу. Жорик креп на глазах. Ни в милицию, ни в какое-либо медицинское учреждение Ситникова не обратилась и никому из знакомых и друзей не сообщила о том, что у нее в доме живет раненый пьянчуга, бывший муж ее подруги.
На третий день, когда Тамара была на работе, Привольнов самостоятельно выкарабкался из постели. От слабости его шатало, однако он добрался до ванной и взглянул на себя в зеркало. Еще больше похудел, почернел, кожа на лице обвисла, сморщилась. Сейчас Жорик выглядел лет на пятьдесят, а то и старше. Пошарив на стеклянной полочке, обнаружил станок, только какой-то странной формы и цвета – голубенький, с головкой, в которую вправлены лезвия в форме губ. Такого Привольнов еще никогда не видел. Выдумают же фирмачи. С грехом пополам соскоблил щетину, затем, стараясь не мочить больное плечо, искупался под душем. После водных процедур отправился в кухню. Жорик чувствовал зверский голод. Не скупясь, нарезал себе колбасы, сыру, толстым слоем намазал на хлеб масло. Еда показалась Привольнову на удивление вкусной. Побродил по квартире, взял попавшийся на глаза журнал и снова завалился в кровать. Пообедал Жорик тоже с аппетитом. К вечеру он чувствовал себя вполне сносно.