Мчащиеся мустанги - стр. 11

– Говоришь, маленький? Верно, не очень большой. Не знаю. У меня голова идет кругом, Томми! Плохо сегодня соображаю. Но чувствую, ты ужасно не прав! Томми, дорогой, я страшно боюсь, не говори так больше!

– Мне надо сказать, – настаивал Том. – Я не боюсь и должен сказать. И только ты меня поймешь.

Схватив его за руку, она зажала ее в своих дрожащих ладонях:

– Ты не скажешь ничего дурного и необдуманного, Томми? Ты же никогда так не говорил.

– Мать, что, по-твоему, делает человека мужчиной?

– Конечно же работа, Томми!

– Нет, не только. Возьми серую кобылку. Хэнк Райли ее объезжал. Тот приезжий, Капра, тоже. И их труды оказались напрасными.

– Но ведь ты ее укротил, поработал плеткой!

– Я ее не трогал. Разве битьем чего-нибудь добьешься? Не знаю. Во всяком случае, я не представляю.

– Тогда к чему ты клонишь? Как же иначе можно чего-нибудь добиться в жизни, Томми?

– Я не счастлив ни с кем, кроме тебя, мама.

– Дорогой мой! К чему ты клонишь, сынок?

– Видишь ли, я люблю тебя и этим счастлив. А другие тебя любят?

– Кто другие?

– Отец, мои братья, сестры.

– Томми! – Задохнувшись от изумления, она прильнула к нему. – Проводи-ка меня домой. Я себя неважно чувствую, голова что-то закружилась.

– Плевать им на тебя.

– Это мужу-то? Моим малышам? Что на тебя сегодня нашло, Том? Зачем меня мучишь, разрываешь мне сердце?

– Видела серую кобылку?

– Ту, что продал Райли?

– Ту самую.

– Как раз думаю, что с тобой стряслось, после того как ты с ней поработал. Что у тебя на уме, парень?

– Я видел фотографию ее матери. Серая похожа на нее. Думаю, ничто ниоткуда не берется.

– Пытаюсь понять тебя, Том. Ей-богу, никак не разберусь!

– Скажем, другие ну хоть капельку похожи на тебя?

Мать, тяжело дыша, молчала, руки ее тряслись еще больше.

– Если они тебя любят, то я не знаю, что это за любовь. Никогда не помогут, разве что на Рождество.

– Им приходится самим себя обшивать… девочкам, бедняжкам, надо же проводить время с молодежью. Как же девушкам без этого, Том? Станешь постарше – поймешь!

– Да они же над тобой смеются! И надо мной. Что мы для них? Просто рабы. Мы работаем. А они забирают денежки!

– Кто сказал тебе такое?

– Мальчишка в лесу, – не думая, ответил Том.

– Какой мальчишка?

– Просто так не объяснишь. У меня в голове ужасная каша: мальчишка, который надо мной смеялся; серая кобыла, которая не брыкается, если ее не мучить шпорами; Джим, который меня по-всякому поносит; а еще запах вики, куча хвороста, ты моешь посуду на кухне. Видишь, как трудно во всем этом разобраться, не то что объяснить!

Она перестала дрожать. Прислонилась к большой деревянной подпорке ветряка.

– Вот таким путем ты и додумался до всего этого, Томми?

– Ну, может быть, все это ничего не значит. Просто надо было выговориться.

– Сколько тебе лет, Томми?

– Ты же знаешь. Двадцать один.

– О, совсем молодой! Ужасно молодой, сущий ребенок!

– Думаю, так и есть.

– Думаешь? Ах, Томми, ты очень молод для того, что тебя ожидает.

– А что, мама?

– Как жить на чужбине. – А поскольку Том промолчал, спросила: – Теперь ты здесь не останешься?

– Я не думал уходить.

– Конечно, не думал, но не останешься же теперь, когда понял, что отец, братья, сестры тебя не любят.

– Да я совсем не о себе думал. Думал больше о тебе, мама.

– Что они меня не любят?

– Теперь вижу, говорить так жестоко. Но у меня до того накипело…