Мажор. Лучший друг моего брата - стр. 18

И я понимаю, что оставит при большом желании. Примерно половина имущества записана на нее. Бизнес можно поделить. Отец не то чтобы останется прямо совсем без штанов, но потери будут исчисляться такими суммами, которые могли бы составить бюджет небольшого государства.

– Блядь, – выдыхаю и, сделав последнюю затяжку, тушу окурок подошвой кроссовка. – Что дальше? Я, если честно, пока не понимаю, кого жалеть больше.

– Да не надо никого жалеть, Яр, – кривится Аврора и, как воспитанная дочь своей матери, идет к урне, где тушит и выбрасывает окурок. А потом возвращается ко мне. – Мама сегодня поехала домой. Не знаю, что там будет, потому что девчонка эта тоже там. Я тебе рассказала просто чтобы ты знал.

– А батя где?

– В офисе, поэтому я и предложила встретиться тут. Он там лютует, сотрудники прячутся по углам.

– Я, наверное, заеду к маме.

– Давай, – кивает Аврора. – Только я тебя прошу, не пытайся выгородить отца. Он облажался по-крупному. И вообще это их личное дело.

– Понял.

Сестра сжимает мою руку и, развернувшись, цокает назад в офис, расположенный за зданием налоговой.

А я сажусь в тачку и шумно выдыхаю.

Ну и новости.

Внутри чуть сжимается. Как будто по-детски немного страшно, что семья распадется.

Только вот я уже не ребенок, так что завожу тачку и еду домой к родителям.

– Эту приживалку быстро отсюда вытолкают. Алиса Олеговна не потерпит бастарда в своем доме, – слышу голос горничной, входя в дом с черного хода.

– Да уж. Еще один претендент на наследство, – отзывается вторая.

Заруливаю на кухню, и эти две клуши давятся своим чаем. Сверлю сучек тяжелым взглядом.

– Если я еще хоть слово услышу от вас о ситуации в моей семье, вырву ваши языки. И это, блядь, не фигура речи, – цежу и иду в гостиную.

Застываю на входе, потому что мама сидит на диване и обнимает плачущую девочку.

– Бедная ты бедная, – произносит мама, а я охреневаю.

Получается, это батина дочка, которую родила ему другая женщина? И мама ее обнимает?

Я уже думал, что она вышвырнет ее из своего дома, не дав даже снять обувь. А она сжимает ее в своих объятиях, а по щекам мамы катятся слезы.

Словно почувствовав мой взгляд, поднимает голову и смотрит на меня. Быстро вытирает слезы и отпускает девочку. Та испуганно пялится на меня.

– Ярик? Я не слышала, как ты подъехал, – говорит мама.

– Потому что за бубнежом служанок, активно обсуждающих ваше с отцом положение, даже если в гараже будет парковаться грузовик, ты не услышишь.

– В смысле?

– В прямом, – отвечаю и сажусь в кресло напротив дивана. Упираюсь локтями в колени и сплетаю пальцы. – Сидят козы на кухне, сплетничают.

– Кто?

– Горничные.

– Уволю к черту, – сухо произносит мама, а потом проводит пальцами под глазами, словно проверяя, осталась ли там влага. Там не осталось, зато глаза красные и сверкают слезами.

– Как тебя зовут? – спрашиваю девчонку.

Она чуть сжимается, но смотрит с вызовом исподлобья. Точно батина. Наша порода.

– Инга, – отвечает хрипло.

– Мне жаль твою маму.

– Спасибо, – шепчет она и изо всех сил держится, чтобы не расплакаться.

– Мам, может, поговорим?

– Отпустите меня, пожалуйста, – вдруг просит девчонка, и мы с мамой пялимся на нее недоуменно. – Я обещаю, что никому ничего не скажу.

– Чего не скажешь? – хмурится мама.

– Что вы меня насильно сюда привезли, – выдает малая, и моя челюсть практически грохается на пол с громким щелчком.