Майя - стр. 9
На прощание ей указали на чудный, прозрачный, светло-розовый огонек, дрожавший ярким пламенем в глубине сияющего алмазного грота:
– Погляди, красавица, вот тот самый животворный священный огонек, которого ученые доискиваются с начала мира. Тот самый, которого недостает и отцу твоему для выполнения его великих замыслов. В этом розовом огоньке живет первобытная сила: Аказа, как назвали ее ваши мудрецы.
– О, дайте мне этого огня! Дайте хоть одну искорку! – протянула Майя с мольбою руки. – Позвольте мне порадовать отца.
Гномы только покачали головами и ответили, что сама она не знает, чего просит. Разве знания отца ее не могут перейти к другим людям? А сделавшись общим достоянием, не породит ли бед великая, беспредельная мощь Божественного пламени, вложенного в Землю для ее оплодотворения, для приведения в действие всех скрытых сил ее? Тогда эта мощь гораздо вернее приведет к гибели, чем ко благу людей! Как всё в природе, и священный огонь имеет силы двойственные, и тоже, как в других случаях, гораздо легче постигаются его гибельные свойства, чем полезные, и несравненно легче приводятся в действие… Нет, сказали гномы, нет! Придет ли когда время поделиться этим огнем с человечеством, они не знают, но время это еще не наступило ныне.
– Значит, моему бедному отцу никогда не довершить трудов своих? – печально спросила Майя своего спутника-гнома, быстро уводившего ее от прекрасного розового света. – Никогда не облагодетельствовать своих братий?
– Ошибаешься, – отвечал тот. – Труды на благо человечества полезны для его духа и для преуспевания духовных сторон людской жизни вообще. Идеалисты, как называют таких людей неблагодарные их братья, – самоотверженные и преданные науке труженики, но никогда не достигают практических выгод. Однако братьям своим они оказывают благодеяния драгоценнее материальных благ: они очищают других от плотских, греховных стремлений лучами этого самого священного огня, который горит неугасимо в их чистых душах. Огонь этот животворит и возрождает. Без его света, тепла и силы погибла бы не только земная жизнь, но и духовное начало, альфа и омега бытия, ибо огонь этот – любовь!
С последним словом гнома Майя проснулась, вернее, она открыла глаза и увидала себя сидящей в кресле за письменным столом, но сама была уверена, что все ею виденное – не вымысел и уж никак не сон. Она сейчас же начала записывать свое новое виде́ние, но успела в тот вечер рассказать только его начало. Были ли то ее собственные мысли в то время, как она пролетала над долами и горами, стремясь ко входу в знакомый грот вслед за своим провожатым, в подземное царство, или то, что гном рассказывал ей по пути, Майя не знала. Да она никогда и не допытывалась таких определений: ей только следовало прояснить общее впечатление и запомнить сон, который, как и все ее видения, должен был оказаться последовательным звеном в длинной цепи прозрений.
Принявшись записывать, Майя скоро почувствовала приближение какого-то тяжелого ощущения. Ее охватила не то тоска, не то физическая боль, стеснение в груди, прежде ею никогда не испытанное.
Она догадывалась, что чувство это пришло недаром, что оно предвещает близость какой-нибудь опасности, чужое дурное веяние. В ту же минуту ее собака Газель, лежавшая у ног хозяйки, тоже встрепенулась, подняла голову и беспокойно зарычала.