Майя. Игрушка Шейха - стр. 33
Хорошо, что отца не было во дворце. Слухи о приезде с новой игрушкой из Москвы наверняка до них уже дошли. У него будет время успокоиться, приручить её и предстать перед правителем в адекватном состоянии, а не взвинченном и голодном, каким он был сейчас. Нельзя показывать эмоции. Отец презирает чрезмерную импульсивность в мужчинах, особенно в отношении женщин. И он не даст ему повод сомневаться в своем верном выборе в его пользу как наследника.
Несколько часов интенсивной работы над накопившимися бумагами не позволил очистить мозг о ней. Снова и снова он возвращался к событиям последних дней, зачем-то прокручивая воспоминания.
В тот поздний вечер, когда недотрога пулей выскочила из автомобиля, он долго еще не мог прийти в себя и заставить вернуться в отель. Холодная и прекрасная Москва. Серебро мерцало на свежих сугробах. Великолепная красота, завораживающая. Но не его. Он любил энергию этого города, его волновали местные женщины, но этот пробирающий холод– нет. Россия никогда бы не стала его домом, даже если бы его заставили здесь жить, как, например, Амра. Зной пустыни разливался в его венах. В ее губительной грубости, суровой неприступности, непоколебимой беспощадности он находил внутреннюю силу.
Так как так могло произойти, что именно здесь, в этом продрогшем крае он испытал такой дикий прилив жара, какой не испытывал даже в самый палящий зной. Желание обладать этой девчонкой захватило его с такой силой с первой минуты, как выделил ее среди толпы по приезду на конференцию, что он даже не поверил себе. Шейх Тамер рано познал слишком много красивых и умелых женщин всех мастей и категорий, чтобы эмоции в отношении них были яркими и заставляющими выбиваться из привычного круга жизни и мыслей. «Ты способен купить любое удовольствие на земле, мой мальчик», - любил повторять отец, - «так направь весь свой пыл не на то, что между ног у девицы, направь его на дело. Сходи с ума по единственно ценному, что делает мужчину мужчиной-власть и силу» …
И ведь не было в ней ничего такого, да и повода она не давала. Да, красивая, юная, неопытная, но ведь разве его этим удивишь? Он бы мог в течение пяти минут найти таких сотни, тысячи. Волоокие искусницы, робкие девственницы, стервозные гордячки, интеллектуальные аристократки… а мысли были о ней- сидел в зале, слушал речи выступающих- и думал о какой-то мелкой сошке на высоких каблуках, словно ему десять лет.
Её искренний восторг и увлеченность Ближним Востоком удивили. Впервые разговор с женщиной с Севера был таким наполненным духом его мира. Может в этом и весь секрет? Она была чужачкой, покусившейся постигнуть то, что не до конца открыто даже ему? Когда она говорила об Ум Кульсум, ее глаза так светились, а суждения были такими глубокими, что он даже восхитился тем, как столь юная и далекая от его культуры девочка может это чувствовать.
Разорвать этот морок. Развенчать образ посланного с небес ангела, способного вести томные и одновременно с тем умные разговоры, как Шахерезада перед Шахрияром. Сделать обычной. Продажной, использованной, забытой… Овладеть ею в этот свободный вечер в Москве, кинуть какой-нибудь подарок, даже денег, если она ему понравится. Спокойно улететь обратно, забыв навсегда. Сколько раз он возвращался на родину с жутким похмельем и напряженными мышцами, как после изнурительных занятий в спортзале, зато хорошо погудевший в компании красоток. И сейчас было бы так же…