Майский сон о счастье - стр. 3
– Ага. – Петр Степаныч снова кивнул и вышел. Следом за ним вышел и шофер.
– Пошли, я покажу, – сказал шофер, не скрывающий радости от предвкушения скандала. Он подвел Петра Степаныча к стоявшему за углом автобусу.
В автобусе было темно, двери закрыты.
– Там же никого нет… – с острой надеждой и мольбой прошептал Петр Степаныч, косясь на ухмыляющегося шофера.
– Как же, – хмыкнул тот. – Щас я тебе буду кино показывать…
И он вытащил из кармана нейлоновой куртки серебристый китайский фонарик и включил – и направил луч света прямо в окно автобуса.
Первое, что увидел Петр Степаныч – вскинутые белые ноги Лены, обхватившие спину нависшего над ней человека…
– Выключай! – закричал Петр Степаныч и заплакал, и выбил из чужих рук фонарик, и побежал прочь.
Не хочется даже и рассказывать, как и о чем они потом прощально беседовали. Не хочется вспоминать.
Елена ушла. Не хотела уходить, плакала, в ноги падала, жалуясь на «помрачение», руки его целовала. А потом ушла.
Несколько дней Петр Степаныч грустил и томился, привыкая к горькой мысли о крахе семейной жизни. Развода не требовал, а Елене при встрече сказал, что согласен на развод, но пусть она сама хлопочет.
– Зачем мне развод? – сказала она, надеясь на прощение. – Я за другого замуж не собираюсь…
– Дело твое, – буркнул Петр Степаныч. – Дело хозяйское. Потребуется – скажешь.
– Не потребуется, – прошептала она нараспев, вымаливая взглядом карих лживых очей: прости. Смотреть на нее было больно, а голос ее был просто невыносим.
– Пока, – кивнул он, не глядя, и пошел прочь.
Постепенно, день за днем, он стал привыкать к ее отсутствию. Лишь иногда, по ночам, вздрагивал, просыпался – и шарил с просоночной надеждой возле себя… и не находил.
В один из праздников друзья-приятели, как и раньше, в прежние холостяцкие времена, собрались в квартире у Петра Степаныча. Зная о нынешнем его одиночестве, специально пригласили двадцатилетнюю Розу, юную лаборантку с завода медпрепаратов.
Пили, пели, плясали. Во время танца, прижимаясь мягким животом к Петру Степанычу, Роза лукаво шепнула:
– Я живу далеко, на правом берегу… Вероятно, нет смысла сегодня мне ехать домой? Может, уеду завтра?.. Что скажешь, Петя?
– О чем речь, разумеется, – ответил он, целуя ее в кончик вспотевшего носа и продолжая неуклюже танцевать.
Роза была хороша – блондинка с нежной кожей и острыми зубками. Чайная роза. Эмблема печали.
Так, вроде бы, началась новая полоса в жизни Петра Степаныча.
Иногда, забываясь, особенно в полусне, по привычке шептал он: «Ле-е-ена»… – обнимая прильнувшую Розу, и та напрягалась, фыркала, отстранялась от него и кричала злобно, будя соседей:
– Дурак! Тряпка! Опять – ее вспомнил?!
– Э, брось, – добродушно отвечал он. – Не лайся. Это я нечаянно и случайно.
А однажды, идя с работы, он вдруг услышал певучий голос Елены, окликающий его со стороны:
– Петя!
Он резко обернулся – никого не было вокруг.
– Чудеса, – прошептал Петр Степаныч и ускорил шаги, боясь, что оклик повторится. Не повторился.
По вечерам, почти ежедневно, являлась душистая Роза, приносила медицинский спирт, смешивала его с фруктовым сиропом и заставляла Петра Степаныча пить эту гадость. Он морщился, пил. А потом Роза начинала-продолжала его уговаривать, чтобы он всерьез подумал и ускорил дело с разводом. И женился на ней, на Розе.