Маятник Судьбы - стр. 37
Не выдам государственного секрета, если расскажу о своей первой вербовке в 1980году будущего агента под псевдонимом «Петров»…. Однако настоящие фамилии секретных помощников в моих рассказах, все – таки будут изменены.
Пришла как-то к нам в кабинет молодая, нагловатая женщина и заявила, что ее изнасиловали. По ее словам, она вместе со знакомыми, ранее судимыми Потаповым и Голиковым, выпивала спиртное на квартире одного из них, и они над ней надругались. Опять-таки, с ее слов, она не стала бы обращаться в милицию, если бы кто-то из них один покусился на ее честь, а вот вдвоем – обидно. Насильники, между тем, и не прятались, Мухин знал их обоих и вскоре они были у нас на опросе. Правда, в этот раз Михаил ушел с Голиковым в чей – то другой кабинет, а я с Потаповым остался в своем. Моему старшему товарищу, любитель женского тела признался в прелюбодеянии довольно быстро, а вот мой подопечный никак не желал рассказывать о своих похождениях.
Вскоре Мухин зашел в мой кабинет и шепнул на ушко: « Дело в следствие передавать не будем, я решил вербовать насильника». На мой вопрос: «А как же потерпевшая?», он ответил: « Я с ней договорюсь».
И тогда в моей голове возник план по вербовке Потапова. Он, считал, что его посадят и уже смирился с этим. Мое предложение о сотрудничестве было для него «светом в конце тоннеля», и он быстро согласился оказывать помощь в раскрытии преступлений. Я взял с него соответствующую расписку, но при этом слегка схитрил, сказав: «Чтобы все было по закону и у нас было полное доверие друг к другу, ты все – таки должен мне дать письменное объяснение об изнасиловании».
Он все написал своей рукой. Теперь я легко мог его отправить на «зону» лет на пять-шесть. Но…и расписку, и его показания я убрал в сейф. Они были гарантией того, что Потапов не передумает и не откажется помогать мне в работе. «Первый блин», таким образом, отнюдь оказался не комом: в дальнейшем немало преступлений я раскрыл с помощью «Петрова». Года через два он все- таки «выдохся»: его друзья и близкие знакомые сидели – замечу, не без его помощи, и он остался один. Стал жаловаться мне, что в районе на него косо смотрят и переживал, что я его тоже определю, так сказать, в тюрьму за ненадобностью. В принципе, такова судьба всех информаторов. Реально хороший агент – это заведомо плохой человек и, как правило, преступник.
…Кстати, я прекрасно понимал в СИЗО, что единственное место, где можно «отдохнуть» от кого-то из этих «нехороших людей» – это одиночный карцер. Только здесь я был один, если не считать, конечно, крыс, а значит, – в относительной безопасности от каких либо провокаций. А в «родной камере» надо ухо, как говорится, держать остро. Любое неосторожное слово может стать известным оперативному сотруднику, причем в вольной интерпретации. Затем оно может быть приобщено к доказательствам по «моему» уголовному делу. Конечно же, следователю надо юридически грамотно все оформить….
Через полтора года работы в уголовном розыске у меня уже было около пятнадцати «добровольных» помощников: для участка, который я обслуживал, это было достаточно много. Благодаря столь обширной сети информаторов, я знал обо всем, что творилось «на моей земле» (сленг оперативников). Или почти все…. Бывало, договорятся трое воришек совершить кражу ткани со 2-й фабрики, а я их уже жду у дыры в заборе. Оружие выдавали только на дежурство, машин тоже вечно не хватало. Порой я один вел «цугом» троих преступников с рулоном краденой ткани к автобусу и в отдел. Зрелище, как говорится, не для слабонервных. Сопротивления мне никто не пытался оказывать – рассказы о моих рукопашных «подвигах» давно ходили по району.