Матросы - стр. 49
– Скажи мне, Машенька, – вкрадчиво начал Помазун, – как у тебя с зерновыми?
Девушка, смотревшая на выползавшее из-за угла улицы красномастное стадо немецких полукровок, обернулась, заиграла хитрющими своими глазенками, зажала голову Степана маленькими крепкими ладошками и, глядя в его сразу поглупевшие глаза, задрожала от сдерживаемого смеха:
– Мамочка ж ты моя, Помазунчик! Ты вроде как в книжках про колхозную жизнь. Сидишь с девчиной и ублажаешь ее зерновыми проблемами…
– Сам себя не пойму, – смущенно оправдывался окончательно сконфуженный Помазун. – Видать, давишь ты на меня своим абсолютизмом.
– Степа, тебе не надоело так?
– Как?
– Станичного юмориста из себя разыгрывать. И зачем тебе везде иностранные слова? Своих не хватает?
– Бедно вроде без них, – так и не найдя равновесия, ответил Помазун.
– Опять шуточки. – Машенька вздохнула. – Ведь с тобой боязно как с нормальным парнем поговорить. Ты как клоун в цирке…
Помазун вздрогнул, почувствовал тайный смысл в ее намеке: «Неужели о цирке уже знают в станице? Еще прилепят прозвище – не отскоблишь».
– Могу без всякой сатиры объясниться. – Помазун поиграл кончиком насечного пояса.
– Говори…
Машенька откинулась спиной на забор, мшистый и теплый в этот прохладный час. Вслушалась – на плесах кричали проснувшиеся гуси.
– Нет ли у тебя желания, Машенька, эвакуироваться от своих полевых забот?
– Куда? – не открывая глаз и не меняя позы, спросила Маша, продумывая, к чему он клонит.
– Ясно куда. В город.
– Нет. Не хочу туда эвакуироваться. Дальше?
– Я бы на твоем месте уехал. У тебя полная семилетка.
– Что я потеряла в городе? Или что там найду?
– Учиться будешь.
– Вроде Маруси? Пломбы ставить? Непривычная. Не люблю.
– В сельхозтехникум можно, не обязательно зубы дергать. Если вы все на зубы пойдете, зубов не хватит у народонаселения.
– Придет время – пойду учиться, а сейчас не хочу.
– Отстанешь.
Машенька близко-близко вгляделась в его лицо:
– Как далеко ни отстану, а от тебя все одно на четыре метра впереди буду.
– Не уважу… Не думай…
– Уважишь, Степа.
– Ты меня еще не знаешь.
– Знаю, раскусила орешек, и зубы целые.
– Ты сама юмористка, Машенька, – мягко сказал Помазун, – с тобой тоже нельзя говорить толково. Если я шутоватый парень, то ты крайне и-диф-фе-рет-ная особа…
– Ой, ой! – Девушка всплеснула руками. – Вот на этом слове ты язык сломаешь. Оно у тебя во рту застряло. Выплюнь!
Степан обиженно отодвинулся:
– Знаю, почему остаешься. Честолюбие?
– Есть честолюбивые, а есть просто ленивые. Кто хуже?
– С обоих закуска плохая.
Машенька замолчала.
– Видишь, задумалась. Оснований для возражений – минус.
– Можно с тобой хоть раз без дураков поговорить?
– Ты меня не обижай. Ведь я тоже не огрех какой-нибудь в едином массиве. Почему ты со мной только хи-хи да ха-ха?
– Тогда слушай… Если хочешь знать, я в городе меньше пользы принесу. Некоторые из станины в город стремятся за наукой, за образованием, тем прощаю. А вот тех, кто убегает, абы убежать, не могу простить.
– Ты же знаешь причину. Вдвоем мы сейчас, не на собрании. Никто из-за палочек работать не хочет…
– Где наслушался, Степа? У нас палочка тянет.
– У нас, верно, тянет, потому у нас председатель фанатик. А другие артели?
– Ну и что? Тоже убегать стыдно, – строго сказала Машенька. – Вместо того чтобы взяться гуртом, мешочек на плечи, посемафорил на шоссе, прыгнул, как заяц, в грузовик и… куда? На все готовое. В проходную будку: пропустите новые пролетарские кадры!