Материк север, где делают стеклянных людей - стр. 15
Ангелы выделяли благодать. Словно образ готового человека, ангелы были постоянны, они служили свету и доброте, и им ссыпали мелкие крошки от дел, чтобы можно было гордиться за людей. Кто-то говорил, что были времена, когда мир думали ангелами, а потом появился человек, но иногда эти проекции накладывались друг на друга. Ангелы светили из особых людей, а некоторые говорили, что любая высокая мысль порождает духовного ангела, и там, где люди думают исключительно о высоком, образуется ангеловидная масса, столько-то килограмм святости, и как не тяжело это таскать над собой?
Так они потешались, так они говорили: ангелы дают себя через дела, и в каждом поступке живёт обязательный ангел, мимика – это тоже ангелы, интуиция – это ангелы. Ангелы – перевозчики вечности, ангелы – раздатчики таланта и любви. Ангелы погибают, когда люди перестают развивать своё призвание. Ангелы входят в разговор как точка зрения, как ангел зрения. Ангелы – это информация, и все события – это ангелы-середнячки, а есть ещё тёмные ангелы, которых используют в быту и для создания примет. Тёмного ангела намазывают на бутерброд, делая поверхность из ангела, а ещё таких ангелов распыляют и сыплют по дорогам, чтобы люди не останавливались и шли по своему пути. Всё, что выходит за пределы материального, считается ангелом, даже лунные существа, даже явление ангела-храпела перед тем, как уснуть, – каждый участок спонтанно творит всевозможных существ.
Все эти существа жили закрыто, то есть жили в видениях, но приходил такой день, когда они показывались во всём своём очевидном обличии, и можно было долго на них смотреть. Это был день, который называли стеклянным: ангельский день, дату которого необходимо было «нажелать». Стоило только снегу проявить себя, как люди начинали копиться в предвкушении особого дня, мыслями копились, как призывали, и вскоре этот день приходил. Снег заворачивался в причудливые шары, и эти шары усваивали структуру бытия, а потом показывали её – доля секунды на то, чтобы рассмотреть: снежная мысль мелькнула и тут же растворилась на руке – краткие ощущения мира.
В этот году зима упала прямо во дворе. Она лежала там белой историей снега, который томился далеко в высоте: снег вызревал, а потом он упал, и белые пейзажи, белые люди, белые графины с морозовым соком стояли на белых подоконниках. Весь материк – это была большая и снежная комната, стены из домов, снег, слетающий с потолка, и нарисованные облака, не выключив снега, продолжали заходить изнутри, и каждый человек мчался через зимнюю дверь, тайно меняясь по пути. Когда он выходил на другой стороне зимы, не было никаких следов позади, он выходил другим человеком, и сразу же попадал на заснеженную площадь, где на столбах многие говорители, и они шептали: снег-снег, и ещё раз снег, и сам он, падая, всегда произносил себя. Снег, который не умел промолчать. Кто-то услышал, приходил, чтобы помочь, но нужно ли ему помочь?
Снег становился королем, его описывали, его подзывали, и вскоре наступало это долгожданное утро, и люди надевали стеклянные шляпы, курили стеклянные трубки, несли стеклянные цветы, как будто играли в прозрачных и мёртвых людей, но так они демонстрировали живых – убирали разницу между тем и другим. По пространству вырастали затемненные стеклянные дома, где каждый гость мог поставить секрет, как постановку и как секрет, и тут же раскрыть его. Чаще всего это выглядело как театры теней, но кто-то придумывал оригинальные формы разоблачений: писал на стекле или зажигал иллюминацию букв. Драм никаких не происходило, только малые исповеди, более-менее простые – это то, что они прятали в стеклянных домах.