Матабар IV - стр. 67
Да… Милар видел. Видел, как каждый день, в соседнем доме гас свет. И знал, что каждый вечер, пьяница, вернувшись обратно, бил своих жену и дочерей. Хлестко и метко. Гербом империи.
Милар боялся что-либо сделать. Не находил в себе силы. Его отец к этому моменту уже давно погиб. Остался лишь он, старший сын, мать и братья с сестрами.
Милар ничего не мог поделать… ничего…
– Нет, не так ведьма, – снова возразил капитан. – Все не так.
И снова видение сменилось.
Вот он, четырнадцатилетний юноша, ворвался в дом. Громадный, под метр восемьдесят, толстый, но все еще мускулистый пьяница вновь занимался своим любимым делом. Брызгая слюной, с маслянистым взглядом пьяных глаз удар за ударом, бил поясом с бляшкой по уже не дергающейся женщине. По её лбу текла кровь, заливая пол и доски.
А рядом, рыдая, весь в синяках и ссадинах, плакал ребенок. Лет десяти. Мальчик.
Милар бросился на спину пьяному ублюдку. Началась драка. Кулаки, зубы, хрипы, крики и все, что попадалось под руку – в ней было все. И так случилось, что под руку Милару попался…
– Ты ведь выстрелил, да капитан?
– Нет, – стойко возразил капитан. – Нет. Его ременная бляха. Я вбил герб Империи в глотку этому ублюдку. Вместе с его зубами. А когда пришли законники, я не сбежал. Я дождался суда, ведьма. Моя мать рыдала. И братья с сестрами тоже. А я не сбежал. Хватит, тварь. Что дальше? Заставишь меня вспомнить мразей, которых я ловил на границе? Или ублюдков, которых давлю в городе? Валяй, мерзость. Напомни мне обо всех. Я буду только рад еще раз их всех перестрелять и перерезать. А тех, кому повезло оказаться за решеткой, я, так и быть, оставлю на суд Светлоликому.
– Но ты ведь боишься, солдат, да? – и вновь голос ведьмы изменился. Он звучал легко и спокойно. Мило и нежно. Тепло и по-домашнему. Так же, как звучал голос жены Милара. Как звучал голос его дочери. – Ты помнишь Эрланга? Помнишь, как он спился? Бывший солдат. Единственный, кто выжил из его отряда во время войны Наемников. Точно так же, как и ты единственный, кто выжил в момент облавы на лабораторию дельцов Ангельской Пыли? Помнишь? Помнишь, как страшно тебе было? Страшно снова не обнять жену, не увидеть рассвет, не подышать морским воздухом? Помнишь.
– Замолчи…
– Смотри, солдат. Смотри. Ведь это ты, не так ли?
И Милар увидел. Как он поднимается по лестнице домой. Как открывает дверь квартиры. Как видит лица своих родных и любимых. Их простое счастье в глазах. Их беззаботные улыбки. Они ничего не видели. Они ничего не знали. Ничего о том мире, что таился во тьме за углом. Не знали, с чем ему, Милару, приходилось сражаться каждый божий день.
Ничего не знали.
И будто издевались над ним своим невежеством. Давили ему на нервы своими улыбками и смехом. Эти лентяи. Эти дармоеды. Паразиты. Ему и так приходится каждый день бороться с собственной жизнью, а теперь еще и они?! Тащить на себе еще и их?! Да он с самого детства живет как в клетке. Не для себя. А для кого-то еще.
А чего он хотел сам? В какой момент он потерял себя в пучине дней, наполненных лишь болью, страхом и кровью?
Нет, он преподает им урок!
Милар видел.
Видел, как поднимается по лестнице.
Как открывает дверь.
А там, в их уютной, пахнущей домашней едой и любовью квартире, в его укромном уголке покоя, где он спасался от бурь внешнего мира, происходит ужасное.