Мастерская Шекспира - стр. 14
Сын
Отец
Король Генрих
– Стоп! – сказал Марло резко и сел в кровати. – Ты с кем работал это время?
– Ни с кем… – растерялся Шекспир.
– Хочешь сказать, ты все это сам придумал?
– Я же ждал тебя, но…
– У нас еще такого не было! Что ж! Бывает!.. – и прошелся по комнате. – Теперь ты можешь обойтись без меня. Да пора! У меня всякие дела в мире. И новая пьеса! Только дудки ее разрешит Тайный совет! Все-таки он слабак – твой король Генрих!.. Не люблю таких!.. И вдруг сорвался: – А это что такое? Так и знал: проболтаешься – и у тебя тут же стянут тему… Кто позволил тебе?
Шекспир даже не сразу понял, какой книгой, взятой с его стола, Марло потрясает в воздухе.
– А что это?
– Как же! Шпис! «Народная книга о Фаусте»! Это – моя тема! Я открыл эту тему для вас, безмозглых.
– Успокойся! Я не собираюсь писать на эту тему.
– Почему? – спросил Марло даже вроде с обидой.
– Просто – не моя!
– Врёшь! Это тема для всех! Человек продает душу дьяволу, чтобы больше постичь мир!
– Это интересно. Только – не мое! – сказал Шекспир.
– Ты что, католик?
Вопрос был в лоб. Вопрос был опасен.
– Нет. Не знаю… Не решил для себя… – ответил Шекспир с осторожностью. Он в самом деле не знал, как ответить по правде, да и боялся, как все в ту пору в Англии. Может, вспомнил все предостережения насчет Марло. А с другой стороны…
Он мог прибавить, конечно, что мать его – из Арденов, а это известная католическая семья, и головы кой-кого из членов семьи висят над лондонским мостом. (Опять же Соммервил.) И что в грамматической школе его учили тайные католики… Но, естественно, промолчал.
А Марло, как было свойственно ему, быстро успокоился.
– Ты не представляешь, какая это тема! Мой Фауст достигнет высот, каких не достигал никто!.. Одной из любовниц его будет сама Елена Прекрасная. «Так вот краса, что в путь суда подвигла – и Трои башни гордые сожгла!» (продекламировал он).
– Ты ж не любишь женщин! – усмехнулся Шекспир.
– Почему? Не всех! Я их боюсь… – добавил он вдруг с неожиданной застенчивостью.
– А чего ты боишься?
– Так… не знаю. Я им не верю. Ложишься с ней и представляешь себе, как она поддавала кому-то другому. Может, и сей момент – поддает… Мысленно.
– А ты не представляй! – бросил Уилл весело.
Этот наглый молодой человек перед ним, со всезнающим видом и непрошибаемой уверенностью в себе, на самом деле страдает боязнью мира, какой страдаем мы все! Интересно! И он тоже, Уильям Шекспир, грешный провинциал из Стратфорда в графстве Уорикшир, излишней верой в себя не обладал.
– Ладно! – сказал Марло примирительно. – Ладно! Пусть! Я буду твой Мефистофель!
– Да. Но я – не Фауст, – сказал Шекспир.
Где-то поздней осенью 1592-го, когда вышла уже на сцену дилогия «Генрих VI» и стяжала успех комедия «Укрощение строптивой» (и вообще «новичок» поднимался в общем мнении грязных залов в Шордиче, где попутно с театром травили медведей), Марло ввалился к нему, мрачный, как Мефистофель, и заорал чуть не с порога:
– Как тебе нравятся наши «подельнички»? Суки! Ну, как тебе нравится?
(Наверное, он употребил другое слово. Это уж слишком современное. Смысл того слова был: «люди нашей профессии», «наша лавка». Talkshop. Узко профессиональные разговоры. Но применен был термин тюремный. Марло средь прочих дел успел отбарабанить срок в тюрьме в Ньюгейте. И сам нередко, как бы нечаянно, переходил на особый язык Ньюгейта. Сокамерников, то бишь – это Шекспир знал за ним и не удивлялся.