Мастер Гамбс. Рассказы и фельетоны - стр. 13

По дороге Иванова оштрафовали за превышение скорости. То есть, скорость превысил он, а штраф заплатила я, так как на незапланированные расходы у Иванова денег тоже не оказалось.

Около девяти мы приехали в деревню, я сбегала к соседям за молоком, сварила девчонкам кашу на растопленной сухими поленцами печурке.

Иванов выпил полстакана Смирновской водки, которую я запасла на всякий случай, закусив варёной картошкой, принесённой бабой Зиной, моей прошлогодней подружкой, весьма обрадованной нашим приездом, и завалился спать на пустую раскладушку.

Бабка Зина вручила мне косу, и я тут же ею воспользовалась, так как дом зарос густым бурьяном со всех сторон. Осматривая свои владения, я увидела дыру на крыше. Она образовалась из-за черепичины, съехавшей вниз и обнажившей скелет стропил. Дыра зияла аккурат над центральным избяным столбом. Наше счастье, что не прошло ещё ни одного приличного ливня, способного залить этот ветхий домишко, который когда-то был школьной столовой.

Дети раскладывали свои тряпочки и просушивали матрацы, а я пошла за подушками, которые хранились на другом конце деревни у библиотекарши Верочки. Она удивилась, что я решила тащить достаточно увесистый узел на плечах через луговину, имея под рукой машину. Я не стала долго объясняться, мне нужно было как можно скорее помыть и проветрить дом, насушить скошенной травы и набить ею матрацы, чтобы дети, уставшие с дороги, легли спать пораньше. День скользил к вечеpу так быстро, что я едвa успевала поворачиваться.

Иванов проснулся. Сладко потягиваясь, он пошел к машине, чтобы достать из неё удочки и до обеда сходить на озеро. Он собирался отдыхать три дня на всю катушку.

– Саш, у нас крыша прохудилась, – окликнула я его.

– Это у тебя крыша прохудилась, а я не кровельщик, – отпарировал Иванов.

– Так дети-то тоже твои, – их дождик будет поливать, – я пыталась надавить на отцовские чувства этого дерева с глазами, в глубине души не питая никакой надежды на благополучное разрешение проблемы. Внутри меня начинала закипать магма, которая копилась много лет.

– Я же говорил тебе, что боюсь высоты, – горделиво брал верх Иванов. – У тебя есть деньги, найми кого-нибудь, а я приехал рыбки половить!

– Ты хоть понимаешь, что это не деньги, у меня только восемьсот рублей осталось! – не сдавалась я, с трудом сдерживая огненные протуберанцы.

– Ну и что, это не моя проблема, зачем ехала сюда, сидела бы в Москве! – Иванов наглел на глазах.

Прожить на восемьсот рублей в Москве можно было недели две, сильно извернувшись. Я проглотила комок в горле, налила себе полстакана водки и отправила её вслед за комком. Потом вышла на лужайку подле дома, подняла с земли покрытый мoхом пенёк, на котором любила сидеть прошлым летом, подошла к машине и подумала, что если долбану по переднему стеклу, то наш папик наверняка простудится по дороге, а грех на душу брать не хотелось даже из чувства справедливости. Иванов, ко всей своей красоте, сильно потел.

Я подняла пенёк и с размаху шваркнула его в заднее ветровое стекло. Раздался треск, стекло разлетелось на мелкие кусочки. Иванов медленно, как бы нехотя вышел из дома, надеясь, что звук, услышанный им из нашей дырявой горницы, никоим образом не относится к его машине. Я была довольна собой: до убийства дело не дошло. Внутри всё ещё клокотало, но извержение немного пошло на спад. В глазах Иванова светились два знака доллара, как у Скруджа Мак-Дага. Он подошел к машине и рукой проверил, не кажется ли ему то, что он видит. Это было как в немом кинофильме. Выражение лица Иванова постепенно становилось испуганным и обиженным, как у маленького мальчика, у которого отняли ириску, он плавно водил рукой по пустому месту, и это было так забавно, что я зaсмеялaсь.