Машуня - стр. 24

На плече – пальто жены, в руках- одеялко Гоши. Георгий Федорович подходил к своему дому, когда увидел скорую помощь, остановившуюся возле их подъезда.

Врач, осматривающий Андрюшку, на минуту отвлекся.

– А вот и папаша… объявился… – покосился неодобрительно на вошедшего. Мол, полон дом детей, а он где-то бродит по ночам.

– Так я это… – и Георгий Фёдорович коротко объяснил ситуацию.

– Тогда так… Андрея собирайте, а за остальными наблюдайте. Ну, и перемойте всё с… хлорочкой. – А вместо рецепта на бла нке написал номер телефона. И, обращаясь к Андрюшке, пояснил:

– Не волнуйся, отвезу тебя к маме и братишке младшему, – повернулся к Георгию Фёдоровичу:

– Повезло тебе…

Георгий Фёдорович удивлённо развёл руки.

– Четверо сыновей… м… да. У меня пока и одного не получается… третья дочка… Так вот, часа через полтора перезвони. Скорее всего, вместе положат. Но мало ли, вдруг диагноз не подтвердится, и в другую больницу отправят?

Никто другой в семье не заболел. Но тётя Люда с Гошкой и Андрюшкой, как она выражалась, «прозагорала» в закрытой инфекционной палате целый месяц.

Машка всё это время, по словам бабы Шуры, крутилась, как белка в колесе. После работы Георгий Фёдорович нёс в больницу передачу:

– А то на больничных харчах как бы там наша мать ноги не протянула, – и вздыхал грустно.

Машка теперь не только заправски кашу варила, но и уху из рыбьих голов, тушила картошку и капусту. У бабы Шуры была чудо- печка – сын подарил, когда в гости приезжал. Так в этой печке сначала с бабой Шурой, а потом и сама Машка научилась выпекать знатные рыбные пироги. И то ли голодная жизнь с матерью сказывалась, то ли по чему другому, но очень Машке нравилось это занятие – готовить еду. И ещё очень бережно относилась к каждой крошке.

– А…а… почему мне так мало каши положила? Мама больше накладывала. И посахари сверху.

– Иван, я же видела, как ты потом эту кашу в тарелку Андрюшке перекладывал, или, вообще, – в ведро… Так что вот, съешь, попросишь добавки – положу и посахарю! – и прекращала обсуждение.

Когда Машка уходила в школу, Серёжка и Ванька оставались на попечении бабы Шуры. Только вот столоваться с ними баба Шура наотрез отказывалась и ни на какие уговоры Георгия Фёдоровича не поддавалась. Машка понять не могла, почему. Пока как-то не увидела, как баба Шура пила у себя в комнате чай с пирогом.

– Ну да… ну… да. Зубов осталось по пальцам пересчитать- буду перед вами позориться.

– Так давайте, я вас на очередь вставлять зубы запишу. У моей бабушки все вставные были, железные такие… блестящие…

– Царствие небесное твоей бабушке, – перекрестилась баба Шура. – А меня даже не агитируй! В жизни у зубного врача не была. И не пойду! Сказала! Всё, прекрати энтот разговор. Не трепи мне нервы!

Наконец тётю Люду, Гошку и Андрюшку выписали из больницы. Жизнь семьи стала входить в привычное русло.

Как-то Георгий Фёдорович завёл с бабой Шурой разговор о том, что неудобно получается: она столько помогает, а они – неблагодарные… И, смущаясь, всё-таки предложил бабе Шуре денежку.

– Ты чего это, Георгий? Меня за крохоборку держишь?

Георгий Фёдорович даже попятился от такого напора.

– Ты один всю семью тянешь: пятеро детей, жена, и тут я начну из тебя деньги выжимать?

– Так не один я, не один… Люда в школе подрабатывает. Машуне и Гоше за потерю кормилицы пенсию платят. Так что не бедствуем…