Размер шрифта
-
+

Машуня - стр. 11

Машка обомлела.

– Вы и девочек из того… моего класса видели?

– Ну да, заглянула. Там твои тетрадки оставались. Забрала.

Тётя Люда замолчала, занятая своими нескончаемыми делами, но Машка упорно продолжала на неё смотреть.

– Что? Что не так?

– Там девочка одна. Рита… – и замолчала, не зная, как продолжить.

– Подружка что ли? Да, интересовалась одна. Имя я не спросила. Говорит: «Вы кто Маше будете? А я – тётя Машина по маминой линии. Соврала чуток. Ну… будем считать – не очень. Не дядя же? А она: «А мама Машина где?»

– И что? Что ей ответили? – не вытерпела, заторопилась Машка.

– Что? Что? Правду. Говорю, лежит в больнице после тяжелой операции.

– Ой, чуть каша не убежала! – теперь так повелось, что кашу к обеду варила Машка сама, причём, из разных круп научилась. Мальчишки крутились рядом и советовали сахара побольше положить… хоть и в гречку. А ещё Машка поняла, что у правды, как у платья, тоже две стороны: правая и левая. И вот левую не всем и не всегда надо показывать. Вот и тётя Люда сказала Рите чистую правду: Машкина мама, действительно, лежит в больнице после тяжелой операции. А отчего и почему, пояснять не стала. Это только Машиной мамы касаемо. Тем более, что о выписке пока и речи не велось.

– Так, отец вечером с работы вернётся, поедем в интернат. Ты с мальчишками остаёшься. Договорилась с завхозом, она твои вещи соберёт, а мы вечером заберём.

– Там… всё казённое…

– Я тоже так думала. А завхоз говорит, выдано на твоё имя. И с неё уже списано. А там и зимнее, и осеннее, и ботинки… в общем, одной мне не утащить.


Вечером, даже не поужинав, тетя Люда с мужем поехали в интернат.

– Кто нас там до ночи ждать будет? И так спасибо, завхоз в наше положение вошла.

В этот день на ужин была уха из рыбьих голов. Головы кеты тётя Люда покупала на базаре. Уха из них получалась – пальчики оближешь!

Машка накормила мальчишек и попыталась спать уложить. Да не тут-то было. Визжали, боролись и, в прямом смысле, стояли на голове. И тут Машка вспомнила, как бабушка на ночь ей сказки рассказывала. Но вот вспомнить так, чтобы теперь пересказать мальчишкам, Машка не могла. А вот книжку почитать – это, пожалуйста. На том и успокоились, хоть и не сразу.


Собирала Машку в новую школу тётя Люда так, как когда-то бабушка в первый класс. Чистила, утюжила форменное платье и фартук. Григорий Фёдорович сначала начистил кремом Машкины ботинки, потом достал из-под кровати огромную железяку. Увидев Машкины округлившиеся глаза, объяснил:

– Лапа сапожная. Если мальчишкам обувку не ремонтировать, так не напокупаешься, – прошепелявил, держа в зубах сапожный гвоздь. – Как на огне горят.

А ящик почтовый, на котором сидела за обедом Машка, как оказалось, был наполнен разными сапожными принадлежностями и другими нужными в доме инструментами.

Участие в сборах приняла даже баба Шура. Жила баба Шура одна. Получала изредка открытки и денежные переводы. Сын у неё как ушел служить в армию, так там и остался – женился. Баба Шура ездила в гости к нему. Да не прижилась. Вернулась – к радости тёти Люды. С мальчишками баба Шура справлялась заправски. Одних не оставишь, если куда отлучиться надо. И не везде с собой возьмешь. Да баба Шура и не возражала. Вела их в давно заброшенный старый парк, вот там они душу и отводили. И бегали, и прыгали, и на деревья лазили. А рваные штаны баба Шура зашивала, не доводя дело до тёти Люды.

Страница 11