Машина снов - стр. 5

ночка, смеялась она, уходя в туман, поднимавшийся от поверхности канала. Увитая цветами, садилась от чего-то в катайскую джонку, и нарядный венецианский гондольер, плеснув длинным веслом, уносил джонку с мамой вниз, куда-то к морю, в туман. Мама? спрашивал Марко, пытаясь понять, сон ли это. Но только скрип уключины и шуршание воды под днищем джонки были ему ответом. Шшшшшррррапппф, скользила лодка. Тссссррррринк, скрипела уключина. Шррап. Тссрринк. Шшшррап. Тссррринк. Шрррапппффп. Тттссссррринкк.

– Ты снова молчалив, – наклонив голову, заметил Хубилай. Было красивое зимнее утро, какое редко случалось в ветреном Канбалу. Чер-ный Драконий пруд отражал огромные хлопья снега, как перья осыпав-шиеся с небес. Словно птица Рух из сарацинских сказок меняет перья где-то выше свинцовых кудрявых облаков. Снег касался чёрного стекла воды и растворялся в ней без следа. Хубилай бросил с подноса горсть корма, и огромный столетний осётр, похожий на дракона, давшего имя прудам, легко плеснул волной прямо под мостками.

– Это неважно, – тихо отозвался Марко и взял палочками кусочек змеиного мяса.

– Я знаю, что, когда ты молчишь, ты снова видишь свою Венецию. Во сне ты снова был дома?

– Да, Кубла-хан. Вы, как всегда, правы.

…Днями он учился, думал о Венеции и, после часов, проведенных с Пэй Пэй, засыпал неспокойным сном. Во снах он плыл по родным каналам… и снова вглядывался в туман, в белёсые волокна набегающей с залива дымки.

– Расскажи, где и что ты слышал, Марко, – просил Хубилай дол-гими дождливыми вечерами, когда воздух напоён водой так, что не спасает от дрожи даже открытый огонь очага, только рисовое мутное вино и горячее женское тело. Окружённый юными наложницами, старый воин лежал на верблюжьих одеялах. Да-да, скорее расскажи нам, молодой господин, смеясь искрящимися глазами, просили девушки.

– Есть города, Кубла-хан, где сами стены вызывают в тебе желание побыть ребёнком. Там нет ни опасностей, ни войн, ни гроз. Есть города, в которых ты постоянно преследуем адскими страхами, хотя повода для них нет, но сами улицы источают долгий ужас. Есть города, где красота повсюду, и ты никогда не можешь уснуть из боязни пропустить ещё что-то красивое. Есть города, настолько серые, что ты всё время трёшь глаза, потому что, как ни вглядываешься в такой город, ощущение того, что вокруг никого нет, не покидает тебя. А есть города, где ты постоянно одержим плотским желанием и всё вокруг тебя дышит тем же.

– И все из них ты видел наяву?

– Те, о которых говорил сейчас, я видел сам, Кубла-хан, так же, как сейчас вижу вас.

– А во сне ты видишь только Венецию?

– Да, Кубла-хан.

– Но если ты говоришь, мой мальчик, что каждый город для тебя по-прежнему остаётся отсветом родной Венеции, почему ты не видишь их? Тех, других городов? Почему ты не видишь их во сне?

И с тех пор ночи Марка стали другими. Он входил в свои сны крадучись, как, бывало, сходил на незнакомый берег, чтобы найти пресный родник, и не знал, что за приют ожидает их с отцом в этих местах. Марко входил в упругие объятия сна, проваливаясь назад, затылком, куда-то вдаль, словно падая в тёплую морскую воду. Он плыл по каналам Венеции, чтобы, завернув за знакомый поворот улицы, узнаваемой с детства, оказаться, благодаря волшебству сна, на шумном рынке Арзинги, поклониться храмам Акки, полюбоваться рубинами Басиана. Скоро улицы Венеции и её каналы сплелись во сне с тенистыми арыками Бухары, улочками Богада, её площади стеклись в единое с площадями Сандинфу, её храмы играли отсветом куполов града Константина.