Машина снов - стр. 31

…я постоянно стиснут страхом, словно укутан в ковёр, в пелёнки, как младенец, беспомощно ищущий помощи в пространстве влажными бессмысленными глазами. Я смотрю на расшитые ткани и золотые узоры, на коралловые статуэтки и инкрустации слоновой кости, а под ними вижу распахнутые от боли рты. Материя становится зыбкой, и мой взгляд проникает сквозь неё, как сокол пролетает сквозь облако. Под всем этим великолепием – багровая тьма, стоит только отвлечься, как этот багрянец начинает сочиться из-под складок парчи между жемчужинками, нашитыми на шёлк, тонкими струйками ржавого дыма пробиваться в трещинки покрытого драгоценными коврами пола. Клещи страха сдавливают мой живот, страх везде – в притворных улыбочках дворцовых шлюх и в покрытых чешуйчатыми латами кулаках ночной охраны, пьющей бычью кровь…

…между болью и страхом вдруг пробуждается желание, неясное и подобное сильной жажде, желание промчаться сквозь плоть, сквозь человеческое мясо, как будто сквозь горячую воду, сквозь нежный прогретый солнцем мелкий песок. И это желание охватывает меня всего, всего с ног до головы, и я хочу с головой войти в эту плоть, почувствовать, как она скользит по моей спине, по груди, разрывать её ртом, вонзать в неё пальцы, ощутить её тяжесть, подобную глубокой тяжести толстого одеяла. Я хочу вонзиться в это тело, разорвать его собой и встать лицом к солнцу, сбрасывая с себя сладкие обрывки мяса, отжившую и съеденную мной шкурку…

аааааааааааааааааааааааааааааа

ААААААААААААААААААА

……………………………………

…Марко рванулся с обитого кожей кресла, но сыромятные ремни отбросили его обратно на ложе. Он чувствовал, что всё ещё кричит, но звука не было. Изо рта слышалось только сипение, казавшееся громоподобным воем во сне. Пальцы онемело впились в ладонь, складки кожи меж фаланг липли кровянистой жижицей. Губы, солёные от крови, напряжённо и как-то по-рыбьи сжимались, судорога пробежала по щекам, медленно освобождая уставшее от гримасы лицо.

– Я полагаю, ты только что повторно пережил своё рождение, – сосредоточенно сказал Шераб Тсеринг, массируя Марку намокший лоб. Костас истово крестился. Йоханнес наливал из меха мутноватое рисовое вино.

– Не нужно вина, – попросил тебетец, – ему пока надо прийти в себя, а вино снова всколыхнёт в нём все дикие животные вибрации.

– Что за… что это… чёртов колдун, – прохрипел Марко.

– Это не очень глубокие воспоминания. Скажем так, ты копнул совсем рядышком. Нырнул на отмель, – сказал Шераб Тсеринг. – Память о боли и удушье при родах соединилась с последними событиями. Воспринимай всё это как очищение.

– Больно… почему так больно-то?

– Я хочу помочь вычистить всю гадость, которая осталась в твоём сознании после убиения существ. Иначе всё это вернётся к тебе в момент смерти, но вернётся стократно.

– Я не вынесу…

– Выбора нет, сынок, – печально улыбнувшись, сказал Шераб Тсеринг.

Она стояла посереди недостроенного Западного павильона Тайду. Ловушка для мечты. Лодка для странствия по морям желаний. Машина снов.

Деревянный кубический остов, покрытый непонятными Марку тебетскими заклинаниями, изготавливали из многослойных реек и проклеивали для упругости пальмовым волокном. При желании вдоль рёбер куба опускались тонкие муслиновые занавески, мешавшие бесчисленной летней мошкаре беспокоить сон того, кто находился в машине. Внутри куба, на сыромятных кожаных растяжках, висело нечто среднее между гамаком и креслом, для придания телу странствующего по снам наиболее удобного положения. Марко парил внутри куба, слабо улыбаясь. Его руки и ноги были прихвачены к ложу ременными кольцами. Грудь, горло и голову мягко стягивали широкие кожаные браслеты, покрытые непонятными ему письменами. В орнамент, покрывавший их, Шераб Тсеринг искусно вплёл особые камни. Они должны были, со слов тебетца, «впитывать» сны Марка. Камни «шарира» он считал самой сутью