Марта и полтора убийства - стр. 12
– Может, цемент? – предложили они.
– Если все же выкопают, зальем цементом, – сказал Максим. – Пока так.
Ника зашептала мне в ухо: «Сколько ему лет, не знаешь?» Я, уже порядком уставшая от возни с камнями, громко спросила:
– Сколько тебе лет?
Максим застеснялся и замахал руками туда-сюда, как на физре перед прыжком в длину.
– М-м, шестнадцать.
– Шестнадцать, – повернувшись к Нике, громко повторила я.
– Да ладно тебе, – со смущенным хихиканьем шепнула мне Ника.
Втрескалась она, что ли, в этого Максима? У нее Тиша есть.
– А весишь-то на все восемь, – говорю я Максиму и тут же об этом жалею.
У него недоуменно вытягивается лицо, цитату из «Карлсона» он явно не узнал.
– Nevermind, – устало машу я рукой. – Шутка не удалась.
– Ага, – говорит Максим, глядя на меня как на сумасшедшую. – Пойду искупаюсь.
Он идет к мосткам – не разбегается, а просто шагает по ним и, когда они кончаются, падает в реку. Я тоже иду купаться – надо смыть пот и пыль. Ника обгоняет меня и прыгает бомбочкой, чтобы как следует меня обрызгать.
– А что ты все время солдатиком? Умеешь головой вперед? – спрашиваю я Максима, когда он возвращается из заплыва и вылезает на мостки, где уже стоим мы с Никой.
Помявшись, он отвечает, что головой вперед не умеет.
– Хочешь, научу? – сразу оживляюсь я. Обожаю учить людей нырять. Правда, никто особо не рвется ко мне в ученики.
– Не, спасибо, – с опаской отвечает Максим.
– Это очень просто, – не отстаю я.
– Не-не, у меня проблема, – подняв ладони, говорит он. Как будто загораживается от меня.
Мы с Никой глядим на него и ждем, когда он расскажет, какая у него проблема. Максим с тоской смотрит на небо, потом решается и говорит негромко:
– Мне кажется, если я прыгну головой вперед, то разобью себе голову о твердую поверхность воды.
– Вода же не твердая, – начинаю я.
– Я знаю! – восклицает Максим. – Но мне все равно так кажется!
Не сговариваясь, мы с Никой упираемся ему в бока и с силой толкаем. Он с воплем летит в воду – не головой вниз, а раскорякой. Мы хохочем и прыгаем следом.
В воде мы все трое орем и брызгаемся, пока не выдыхаемся окончательно.
После обеда (подгоревшая гречка с брынзой, готовила Ника) мы обрезаем тую, которая непомерно разрослась и хочет занять пол-участка. Я орудую секатором, отчекрыживая ветки потоньше, а Ника отыскала в сарае ржавую пилу и елозит ею по толстым ветвям.
– Смотри-ка, – говорит Ника, отпилив одну ветку, – тут внутри домик можно сделать. Как у Тоторо.
Она вытаскивает отпиленную туеву лапу из гущи пушистых ветвей и отбрасывает в сторону. В образовавшуюся на этом месте дыру мы просовываем головы и вглядываемся в прохладный сумрак. Внутреннее пространство туи занято сухими тонкими веточками – они торчат во все направления.
– Мы их срежем и расчистим себе место, – предлагает Ника.
Я соглашаюсь, и мы с азартом начинаем кромсать тую. Приходит Варвара с пакетом оладий и садится на скамейку.
– Спасибо, но мы обедали только что, – я киваю на оладьи.
– Потом съедите, – безмятежно говорит Варвара. – Я вам пакет тут оставлю.
Понаблюдав немного за нашими усилиями, она начинает рассказывать новости: Петр и Леонид собрались сегодня на вечернюю рыбалку и позвали парней. Идут Амадей, Тиша, Сеня.
– А мне Тиша ничего не говорил! – С наигранным возмущением восклицает Ника, колотя пилой по крепкой ветке, которая никак не желает отпиливаться. – Вот я ему устрою!