Марсианка Подкейн. Гражданин Галактики (сборник) - стр. 4
Мама в два раза меня красивей и выше, чем я когда-либо вырасту, она вообще как Валькирия, которая вот-вот ускачет на небо. Ее лицензия главного инженера по строительству наземных и орбитальных тяжелых конструкций действительна во всей Системе, а за участие в перестройке Фобоса и Деймоса маму наградили медалью Гувера с инкрустацией и офицерским Крестом Христианского ордена. Но она нечто большее, чем обычный технарь с длинными волосами. У нее есть светские манеры, которые она легко может варьировать в пределах от чарующей дружелюбности до леденящей неприступности, смотря по обстоятельствам. У нее куча почетных дипломов, и время от времени она публикует маленькие шедевры, вроде «Принципы проектирования связанных многослойных структур под давлением с учетом радиационного воздействия».
Работа часто отрывает маму от дома, и мне волей-неволей приходится опекать братца. Я утешаюсь тем, что для меня это хорошая практика: как же я буду заправлять космическим кораблем, если не смогу приручить шестилетнего дикаря. Мама говорит, что начальник, который лупит подчиненных по голове гаечным ключом, видимо, занят не своим делом, поэтому я пытаюсь управляться с нашим юным нигилистом, не прибегая к силе. Кроме того, вразумлять Кларка силой довольно затруднительно – весит он не меньше меня и при этом не брезгует грязными приемами.
Мы с Кларком появились на свет именно из-за маминой работы на Деймосе. Она твердо решила закончить строительство в срок, а папа, выпускник Арес-университета и гуггенхаймовский стипендиат, с еще большим упорством дрался за каждый камешек древних марсианских строений, и ему было наплевать на строительство и его сроки. Папа с мамой так враждовали, что вскоре уже не могли жить друг без друга. В конце концов они поженились, а потом пошли дети.
Па и мама – это Джек Спратт и его жена[3]: его интересует прошлое, а ее – будущее; она ведь сама его строит. У Па есть звание профессора земной истории университета Ван Лун, но его настоящая любовь – история Марса, особенно то, что было пятьдесят миллионов лет назад. Но не подумайте, Па не какой-нибудь засушенный книжный червь, занятый только высокими материями. Ему еще не было моих лет, а он уже сражался за Революцию и потерял руку во время ночного штурма здания Компании. Но и с одной рукой он стреляет без промаха.
И наконец, последний член нашего семейства – дядя Том, брат моего деда по отцовской линии. Сам себя он называет нахлебником. Действительно, за работой его увидишь не часто, но ведь он состарился еще до моего рождения. Как и папа, он ветеран Революции, бывший главнокомандующий Марсианского легиона, а сейчас он сенатор Республики с особыми полномочиями. Но похоже, он отошел и от политики, и от легиона, и от работы в выборных органах. Вместо этого дядя ошивается в Клубе лосей, где играет в пинокль с другими реликтами славного прошлого. Пожалуй, из нашей семьи он мне ближе всех: он не такой целеустремленный, как мои родители, и не так занят; у него всегда есть время поболтать со мной. К тому же в его характере есть черта, отмеченная печатью первородного греха, благодаря чему он с сочувствием относится к моим проблемам. Правда, он говорит, что в моем характере есть эта же черта, причем гораздо шире, чем у него. Ну, тут я останусь при своем мнении.